- Да ничего особенного. Раздвинь ноги, а руки разведи в стороны, как загорают москвичи
на пляже в первые дни, пока не обуглятся и не облезут. А я буду рисовать... Какой же ты
худенький, стройненький. Талия, совсем как у девчонки... М-м-м! Руки так и чешутся...
- ???
- ...Рисовать чешутся. А ты что подумал?.. Ха-ха...
Русик никогда и не перед кем еще не демонстрировал так нахально свою наготу. И ему
поначалу было очень стыдно. Но то, что этот художник так внимательно разглядывает
его, да при этом еще и рисует, странным образом начало рождать совсем незнакомое
возбуждающее чувство... Чувство вульгарной похоти, что ли... Ему стало вдруг приятно
вот так стоять перед другим парнем голым и откровенно выставлять перед ним свои яйца, как бы хвастаясь. Видимо, то же самое испытывают эксгибиционисты, демонстрируя себя
посторонним, в чем мать родила.
Руська торчал посреди поляны, раскинув ноги-руки, и с ответным интересом пялился на
Серегу. Тот сидел на своих шмотках и быстро, сосредоточенно рисовал в большом
альбоме, который лежал у него на коленях, а из-за него толстой антенной торчала
подрагивающая Сережкина сарделька.
Ночью в море Русик не имел возможности рассмотреть Серегу и теперь, пользуясь
подвернувшимся случаем, смакуя, разглядывал все его интимные места. У него и самого
от всего происходящего член уже стоял, как скала, и очень хотелось взять его в руку... Но
Сережа сказал, что руки должны быть раскинуты, поэтому Руська мужественно терпел, как распятый на кресте. Наконец, Сергей закончил свою пляску карандаша и подошел.
- Можешь опустить свои крылья, - сказал он, улыбаясь, - птица счастья ты моя...
- А у меня сегодня днюха - день рождения... - совсем уж неожиданно обронил Руська.
- Как день рождения?! - оторопел Сергей, - что, правда? А почему ты не сказал ничего