Этот случай стал давно легендой:
На чужой афганской стороне
Жил один солдат с любовью бедной,
Доверялся он одной змее…
It was no dream; or say a dream it was,
Real are the dreams of Gods, and smoothly pass
Their pleasures in a long immortal dream.
Жар-птица взлетает, свет заполняет весь горизонт, вздымающийся светящийся шар заполняет небо над вершинами, сияние с головокружительной скоростью устремляется вниз, по крутым скалам и склонам, бороздчатым от расселин. Склоны подножия Гиндукуша, днем неимоверно серо-буро-пепельные, в минуты рассвета облагораживаются ослепительным золотом.
В эти краткие мгновения рассвета, только в эти краткие мгновения Афганистан становится красивым.
Инея, который больно прихватывает пальцы.
— Не спать! — предостерегает Леварт, натягивая на задубевшие уши воротник бушлата, похожий на симпатичного плюшевого мишку. — Не спать там! Валун! Не спи! Рогозин, спишь?
— Не сплю!
— Караев?
— Азиаты, наверное, спят.
— Спят, — лениво соглашается Валун, сержант Валентин Трофимович Харитонов.
— Нитка вот-вот появится.
— Вот-вот появится, — зевает Азим Караев. — Как обычно. Да здравствует Советский Союз… Блин.
Сзади, из командного пункта слышны возбужденные голоса. Командир взвода, старший лейтенант Кириленко, ругает кого-то из сержантов. Сержант ругает каких-то солдат. Наверняка тех, которые курили. Или отошли от поста, чтобы отлить.
Леварт подносит к глазам бинокль, смотрит на изгиб дороги и конец оврага.
«Нитки», то есть колонны, нет. Но она вот-вот появится.
Из места, где продрогший Леварт смотрит на дорогу, от конца оврага, за которым он наблюдает, до южного конца Саланга расстояние около пятнадцати километров. Вышедшую уже из тоннеля «нитку» отделяют от Баграма в эту минуту еще какие-то шестьдесят. От Кабула — более ста. Наиболее опасный отрезок трассы. Поэтому, чтобы его обезопасить, поставлены заставы. Такие, как эта. Под кодовым названием «Нева».
— Слышу моторы, — объявляет сержант Харитонов по прозвищу Валун.