— Григорий Парфенович, твоя очередь!
— А мне ничего не надо. Мне бы каждый день его, большевичка, вот такого видеть — никакой другой радости не нужно.
— Ахмет?
Ахмет виновато отвел глаза.
— Да, часы, — атаман залез в карман Хамиту, достал часы, подкинул их в руке, протянул Ахмету.
— Узнаю, что хвастаешься ими, застрелю на месте. А сегодня прощаю в последний раз. Держи.
Хамит открыл глаза. Шайка была перед ним. Гнусная шайка.
— Вы — бандиты, — ясно и отчетливо сказал он, вкладывая в слова их изначальный смысл. — Вы — бандиты, и народ покарает вас.
— Народ?! — безмерно обрадовался Кудре и с веселым изумлением оглядел свой отряд. — Он говорит: народ! Ну что ж, пойдем к народу!
Тотчас двое джигитов накинули веревочную петлю на шею Хамита.
— Идем к народу! — хохоча, возгласил Кудре, и отряд тронулся. Хамит шел меж двух всадников, влекомый грубой и безжалостной веревкой. Без сапог, без портупеи, без фуражки, которую сорвали с него и бросили в кусты, он шел и шел, босыми ногами приминая траву к земле, своей земле.
Целину сменила тропа. Кудре обернулся:
— Ты хочешь к народу. Тогда поторапливайся, — и перешел на рысь. Лошади бежали неровно и дергали веревку, а веревка рвала Хамита вперед, кидала назад, и поэтому бег Хамита напоминал танец пьяного, странный и нелепый танец. Скакавший впереди Кудре иногда поглядывал назад — любовался этим танцем — и смеялся.
Бег. Бежали, как в тумане, кони, бежал, как в тумане, Хамит. Потом кони оторвались от земли и поплыли в воздухе...
Открылось селение, и всадники прибавили. Хамит еще успевал перебирать ногами, он падал часто, но веревка тут же заставляла вскакивать, он бежал и бежал, изнемогая.
Отряд, наверное, увидели издалека, потому что, когда бандиты въехали в селение, им не встретилось ни единого человека.
— Стой! — приказал Кудре, и отряд остановился.
Хамиту мучительно хотелось упасть, но он заставлял себя стоять. Кудре спешился и подошел к нему:
— Народа нет, Хамит! Но если тебе так хочется видеть, то он будет. Его сгонят. — И приказал своим: — Всех сюда!
Хамит смотрел на него, но ничего не видел. Он был без сознания, хотя стоял на ногах.
Очнулся Хамит посреди площади. В беспамятстве он все-таки добежал до нее. Отделенный изрядным пространством и от толпы, и от банды, он один стоял на разъезженной колесами площади, и его израненные ноги отдыхали в мягкой пыли.
Они стояли плотной толпой и смотрели испуганно. Они испуганно смотрели на Кудре. Они испуганно смотрели, на бандитов. Они испуганно смотрели на истерзанного и усталого Хамита. Жители селения Барлыкуль. Народ. Кудре опять был верхом. Нарочно горяча коня, он говорил: