— Ефрейтор Гиль! — взревел Бартлау и устремился на берег, — weiter machen, weiter machen!
Гиль спохватился и, оторвавшись от забавлявшего его зрелища, тоже заорал: «Also, los, los!»
Карел нагнулся над лопатой и поглядел в сторону леса.
— Плохо дело, — шепнул он Миреку. — Попались девушки…
Бартлау, стоя на берегу, заметил украинок. Несколько секунд он удивленно глядел на них, потом выхватил из кобуры пистолет и выстрелил. Остановившись, девушки испуганно оглянулись. Бартлау кинулся их догонять. Десятник бежал, как кровный скакун; его крепкие, длинные ноги так и мелькали в воздухе, голову он слегка наклонил, сжатые кулаки ритмически выбрасывал вперед. Бартлау даже не заметил, как уронил свою зеленую шляпу с кисточкой, все его внимание было устремлено на двух девушек на опушке, испуганно жавшихся друг к другу.
Подбежав к девушкам, Бартлау сбил обеих беглянок с ног и стал избивать их.
Мирек напряженно всматривался в этот мечущийся клубок тел. Вдруг он вскочил и, отбросив лопату, схватился за кирку. Карел еле удержал его за плечо.
— Не дури! — заорал он, в упор глядя на товарища. — Чего ты этим добьешься! Ничего! Полезай обратно.
Мирек стиснул зубы и озлобленно поглядел на Карела, потом пальцы его разжались, и кирка шмякнулась в грязь. Он с ожесточением сунул руки в карманы и спустился на дно канала. Карел медленно последовал за ним.
— Не раскисай, как баба, — сказал Карел. — Постарайся рассуждать здраво. Пошел бы ты на Бартлау с киркой — ну и что? Тебя же пристукнут, как мышонка. Вчера я ходил к архитектору Рамке, — ты видел, — он приехал — жаловаться на суп, который нам дают к обеду. Ведь это просто горячая вода, и в ней плавает недоваренная ботва. И знаешь, что он сказал? Мы были в будке одни, вот он и говорите «Вы, чехи, — свора наглых скотов, но мы с вас живо собьем спесь. Чехов я хорошо знаю, я учился в техноложке в Брно и ездил в Карловы Вары. Жрать вы будете то, что вам нальют в корыто, а сейчас проваливай, пока я не вынул пистолет. Ежели я тебя пристрелю, меня за это наградят железным крестом». И вытолкал меня за дверь.
Мирек перестал работать и отер лоб.
— Немцы — не люди! — сказал он и сплюнул в грязь.
— Такие же люди, как мы, — возразил Карел, обчищая лопату деревянным валиком, взятым у Кованды. — Но из них воспитали живодеров.
Эту фразу услышал пробиравшийся мимо Пепик.
— Не сваливайте все на воспитание, ребята, вспомните первую мировую войну. Вспомните, что немцы творили тогда в Бельгии и Голландии, а в тысяча восемьсот семидесятом году во Франции. Сейчас они то же самое творят в России. Немцы не меняются, это у них в крови.
— Вот и я так говорю! — глухо произнес Мирек. — Истребить эту нацию, истребить всех до единого, и будет спокойно житься всем народам. Наступит мир на вечные времена.
Гонзик слегка улыбнулся.
— Почему ты думаешь, что немцы, хуже нас или французов?
Мирек рассердился:
— Ну, так объясни мне…
— Карел тебе уже объяснил.
— Я их не осуждаю за это, — вмешался Олин. — Ведь идет война, и они защищаются. После первой мировой войны у них отняли колонии. Их святое право — забрать эти колонии обратно.