— Сюда бы сейчас девушку, — мечтательно сказал он.
— Ты что, спятил? — изумился Смотритель.
Было чему: подопечный явно вышел из-под пресса менто-коррекции. Такого не могло случиться, просто не могло и — точка!
— Ты меня неверно понял, — смутился Уилл. — Я о другом. Ни я, ни ты — не женщины…
— Очень мудро и, главное, вовремя.
— Понимаешь, разговор Петруччо с Катариной — очень тонкая штука. Тут легко ошибиться. Женщина — она тайна… Я к тому, что не грех было бы проиграть реплики Катарины на хорошей и умной девушке. Проверить, все ли точно.
— Где ты сейчас возьмешь хорошую и умную? На улицу, что ли, бежать, останавливать каждую и проверять?
— Зачем на улицу? Она уже здесь.
— Где здесь?
— Внизу. С Кэтрин.
— Кто?
— Елизавета.
— Какая Елизавета?
— Моя Елизавета. Я все равно хотел вас познакомить…
Смотритель обозлился.
— Может, сначала — дело, а потом — всякие знакомства? Я не знаю иной последовательности и не умею останавливать ся на полпути. А ты сейчас даже не на полпути, а в самом его начале. Пьеса даже не началась толком, не разбежалась, а ты… И с чего ты взял, что я хочу знакомиться с какой-то девицей?
Ну не случалось подобного в практике Смотрителя! Никогда! Не могла менто-коррекция дать сбой… А она, оказывается, и не давала.
— Ты не понял меня, не обижайся. — Уилл был сама покорность и само послушание. — Она просто сядет здесь, я стану говорить текст вслух, и если я сфальшивлю в какой-нибудь реакции Катарины, то Елизавета скажет.
— Зачем нам Елизавета? — упрямо сопротивлялся Смотритель. — Я сам скажу, если сфальшивишь.
— Ты мужчина.
— Ты это уже сообщал. Запомни, Уилл: в драматургии лучшие женщины — мужчины. Кстати, почему на театре женщин всегда играют мужчины?
— Это глупое правило. Его давно надо поменять. А что до Елизаветы, так она и есть Катарина.