И Днепр, и Морава, и Висла, и Волга-река…
Ты лжёшь, чужеземец, что медленна кровь славянина,
Что в грозные годы душа славянина робка!
От нас убегали монгольские орды Мамая,
Солдат Бонапарта мы в наших снегах погребли,
На полчища Гитлера кованый меч поднимая
Мы грудью закрыли просторы славянской земли!
От Дона и Вислы до Савы, Моравы и Дравы
Коврами цветов мы над пеплом покроем луга.
Могилы славян вознесутся курганами славы —
И пахаря плуг разровняет могилы врага!
19.
— В сторону! — Олег оттеснил Данилу к стене и снова отдал салют. Из коридора вышел мальчишка помладше стоящего в карауле, но одетый так же. Его рука взметнулась к виску:
— Будь готов!
— Всегда готов! — отчеканил часовой. Сменщик положил руку на рукоять меча:
— Служу России!
— Служу России! — отрубил часовой, и они в несколько отточенных движений поменялись местами.
— Пошли, шепнул Олег, тут рядом.
За второй дверью оказался спортзал — большущий, хорошо обставленный тренажерами и с несколькими дверями. Но, прежде чем войти туда, Данила обернулся на часового у знамени.
Высоко подняв подбородок и глядя прямо перед собой, тот держал руки на рукояти длинного, льдисто сверкавшего меча без ножен…
…Двое мальчишек младше Данилы и Олега — босиком, в подвёрнутых спортивных штанах, — мыли в зале пол. Старательно и не обращая на вошедших никого внимания. Олег потянул Данилу к одной из дверей, но гость застыл, широко раскрыв глаза.
Он был поражён. Поднималось в Даниле восхищение, смешанное с завистью к тем, кто может бывать тут каждый день.