— Да. Это не в интересах Владыки.
— Хорошо, — вздохнула Мелисса. — Надеюсь, он поправится, и мы сможем поскорее вернуться домой. Как далеко ты продвинулся с Огнем?
— Достаточно, чтобы сдержать его при необходимости, — спокойно отозвался Тир. — И вполне неплохо, чтобы защищаться. Но с атакой дело обстоит немного хуже: я не могу нащупать опору. Тирриниэль постоянно твердит о том, что я должен научиться ненавидеть, иначе хороший удар не получится, и когда-нибудь я погибну от того, что не смогу вовремя сконцентрироваться, однако… но, знаешь, я уже видел этот Огонь. И он не был полностью зеленым, как у Владыки. А в тот раз, когда я впервые к обратился к своему сердцу, он тоже оказался неправильным. Не ядовитым, помнишь?
Мелисса кивнула.
— Конечно. Я даже удивилась, что он рыжий: ты ведь должен был так разозлиться…
— Ну, разозлился-то я знатно, — хмыкнул Тир, позволяя ей безнаказанно теребить свои волосы. — Но это не все. Было что-то еще, чего я никак не могу вспомнить. Какая-то мысль… нет, даже ощущение… что-то сродни воспоминанию из прошлого, но я не могу его уловить. Я… я просто не помню. Но мне все равно кажется, что дело не только в ярости, Милле. Не только ненависть способна дарить нам Огонь — есть ведь и другие чувства, не менее сильные, но гораздо более приятные.
Девушка мягко улыбнулась.
— Например, любовь?
— Да.
Под пристальным взглядом эльфа она неожиданно смутилась и опустила пушистые ресницы.
— Не смотри на меня так: мне неловко.
— Ты обещала рассказать маме, — напомнил Тир, милосердно отводя горящий лукавством взор.
— Я не сказала, что сделаю это до того, как увижу его снова.
— Ох, Милле!
— Перестань. Когда-нибудь ты тоже поймешь, как это бывает.
— Неужели? — хмыкнул юноша. — Интересно, а кто еще, кроме меня, знает?
— Никто, — порозовела она. — Мы не виделись почти три года, и я не уверена, что это случится вообще.
— Гм, наверное, ты успела его поразить? А? Ты на него смотрела, хитрюга?
— Тир!
— Эй! Я же только спросил! — со смехом воскликнул юноша, стремительно вскакивая на ноги и легко уклоняясь от занесенного в сердцах кулачка. — Ну, признайся, родная, ты ведь попыталась?
— Отстань! — сердито насупилась девушка.
— Это значит, да?