Услышав от Турка, что он вызвался вставить себе имплантат, я изобразила удивление. На самом деле это с самого начала было ключевым элементом нашего плана. Но, помня о скрытых датчиках Сети, я обязана была почувствовать себя преданной, вступить с ним в спор. Так и было: я спорила с ним, рыдала. Все очень убедительно разыграла. Убедительно, потому что на девяносто процентов искренне. Я не сомневалась в его храбрости, но совершенно безупречных планов не бывает. Меня заранее пугало, каким он может стать.
«Чего только ни случается!» — справедливо записала однажды в своем дневнике настоящая Эллисон. До чего верные слова! Вот пример: в тот самый день, когда Турку вставляли «узел» — может, как раз тогда, когда его вкатили в операционную, — меня навестил Айзек Двали. И ему не составило никакого труда разоблачить мои тайные намерения.
Я знала из выпусков новостей, что Айзек поправляется поразительными темпами. Теперь за его успехами следил, затаив дыхание, весь Вокс-Кор. Он оставил далеко позади Турка, сделавшись именно тем, кем по замыслу основателей города должен был стать кто-то из Посвященных, — живым мостиком к гипотетикам. Это позволяло сохранить веру в осуществимость завещанного городу торжества над всеми врагами. Без Айзека Вокс остался бы сборищем фанатиков, оказавшихся из-за своей чудаковатой веры на мертвой и смертельно опасной планете. С Айзеком можно было продолжать мнить себя пионерами, авангардом всего человечества.
Уже через считанные дни после трагедии на Земле Уилкса к Айзеку вернулась способность бегло изъясняться по-английски. Его двигательные навыки настолько улучшились, что он уже мог ходить без посторонней помощи, его хилое больное тело невероятно окрепло, а восстановленные участки черепа приобрели почти нормальный вид. Того истеричного, что-то каркающего существа, к которому недавно подводили Турка, больше не было. Был обновленный, ладный и непоседливый Айзек, который уже не нуждался в медицинском уходе, хоть и продолжал пока что жить в той палате, где его вернули к жизни. Ученые и менеджеры наперебой брали у него интервью в прямом эфире, заискивая перед ним и выслушивая его туманные словеса. Он восхвалял решительность и упорство Вокса, восхищался мудростью пророчеств, легших в основу его идеологии. Вот уже несколько дней он разгуливал по городу как турист, осаждаемый любопытными детьми, чьи не менее любопытные родители были сдержаннее и не донимали его расспросами.
Я следила за всем этим по новостям. Вокс все более погружался в безумие, и постыдное поклонение Айзеку Двали было новым симптомом этого. Я готовилась к новым проявлениям коллективного сумасшествия. «Жди неожиданностей», — писала в своем дневнике Эллисон. Не оригинально, зато всегда к месту.
Но при всей своей готовности к сюрпризам я буквально лишилась дара речи, когда в моих дверях появился Айзек — бледный, как поганка, ясноокий, как дитя, улыбающийся до ушей, с восхитительным обращением «Эллисон» — вместо «Трэя» — на устах.
Я его, конечно, побаивалась.
Я не знала, чего ему надо, и меня напугало, что своим приходом ко мне он привлечет ко мне ненужное внимание — и уже наверняка привлек. Где-то поблизости притаились те, кто не упускал его из виду, скрытые глаза Вокса сфокусировались на нем, скрытые уши напрягли слух.
Но он сказал только: «Можно войти?» — и когда я молча кивнула, он плотно затворил за собой дверь.
Мне хватило храбрости предложить ему сесть, но он остался стоять.
— Я ненадолго.
Он заговорил по-английски — на моем родном языке, напомнила я себе. Под всем налетом новизны в нем еще теплился тот Айзек Двали, которым он был когда-то, — мальчик, воспитанный в экваторианской пустыне людьми, стремившимися к контакту с гипотетиками почти так же страстно, как и обитатели Вокса. Он походил на меня и на Турка своим смятением, неполнотой души. И при этом был — пускай потенциально — очень опасен.
Помимо его бледности, поражали его глаза, взгляд, прожигавший насквозь. Когда он посмотрел на меня, моей первой реакцией было заморгать. Он сказал, что его не надо бояться, я в ответ пролепетала:
— Легко сказать!
— Ты навещала меня, когда я был болен, — сказал он.
— Вы меня помните?
Он с улыбкой кивнул.
— С тех я пор я многое о тебе узнал.
— Обо мне?
— По Сети. Я знаю, кто ты. Думаю, нам полезно побеседовать. Я не причиню тебе вреда. И никому не расскажу про ваш план бегства.
Много месяцев я тренировала в себе мастерство оставаться непроницаемой, чтобы сохранить один-единственный нехитрый секрет. Теперь, когда все мои усилия пошли прахом, я была так потрясена, что не могла шелохнуться.
— Нас никто не слышит, — подбодрил он меня.