— Джони, ты нахал, и это не доведет тебя до добра.
— Я уже слышал это.
— Я повторяю…
— Тогда обзаведись копами получше нынешних. Эта еловая шишка, которой ты утром устроил разнос, просто действует мне на нервы.
— Кажется, ты слишком много знаешь о копах.
Я заказал себе «коку» и сэндвич.
— Да, знаю… о таких, как твои ребята, почти все. А ты сам-то знаешь?
— Знаю, — глухо прорычал он.
— Тогда пусть они не висят у меня на хвосте. Когда ты прижмешь меня, можешь делать что захочешь, но до тех пор убери своих топтунов.
— Ты ублюдок, — почти прошептал он.
Я откусил сэндвич и усмехнулся.
— Знаешь, это просто удивительно, Линдс. Почему ты не спросишь прямо: «Джони, это ты пришил моего приятеля?»
Он побагровел еще больше и процедил сквозь зубы:
— Мне этого не требуется!
— Тогда можешь не спрашивать, но на всякий случай, если тебе хоть капельку интересно, я отвечу: «Нет». Запомнил, Линдс? «Нет»!
Он оскалил зубы, а глаза так сузились, что зрачков вообще не стало видно. Я жевал сэндвич и запивал «кокой».
Покончив с едой, я бросил на прилавок четверть доллара и взял сигарету из пачки Линдса.
— Когда-нибудь… если надумаешь, посади меня на детектор лжи. Я заранее согласен.
Он взъерошил рукой волосы, и его глаза открылись так широко, что я смог увидеть, какого они цвета. Оказалось, голубые. Мышцы его лица расслабились, и багровость постепенно исчезла. Видать, до него доходило, но как до жирафа. Я не стал мешать его умственному процессу, пусть покумекает, и вышел на улицу.
«Национальный банк Линкастла» располагался в большом белом здании, которое занимало половину квартала в самом сердце города. Я вошел туда за несколько минут до закрытия, когда операционный зал почти опустел. Не прошло и двух секунд, как меня оглушила внезапно наступившая тишина, которая обрушивается на человека, когда аппараты перестают трещать.
За столом, покрытым стеклом, стоял охранник и пытался решить дилемму: вытащить ли ему револьвер или поздороваться. Я улыбнулся ему как родному и первым сказал: «Привет». Он опустил руку, с трудом сглотнул и неуверенно спросил, как будто собирался ступить на тонкий лед.
— Джони?