— Я не слышал ни одного имени, — заметил Логан.
— Да, никаких имен. Но они мне и не нужны. По ходу дела я выясню их имена. И ты знаешь, что я сделаю, когда доберусь до них?
Он ждал, что я скажу ему об этом. А я хотел, чтобы он сам догадался, и поэтому осклабился, как полный идиот. Он догадался, и догадался правильно.
— Зачем тебе это нужно?
— Зачем? Затем, что Джони Макбрайд был самым лучшим парнем на свете. Он был настоящим другом, и погиб, пытаясь спасти мою жизнь. Клянусь Богом, я намерен вернуть все, что они отобрали у него. Слышишь меня?
— Это серьезный разговор. Но ты многое принимаешь на веру, не требуя никаких доказательств. Практически ничего не зная, ты готов сказать, что он невиновен.
Я встал и сунул сигареты в карман.
— За пару лет можно хорошо узнать человека. Когда ты ешь, спишь, дерешься вместе с ним, ты узнаешь о нем все. Джони никого не убивал.
Мы находились как раз в центре дансинга, когда Логан похлопал меня по плечу. Было что-то подозрительное во всем его облике. Он стоял подавшись вперед, руки, полностью расслабленные, висели вдоль туловища. Вылитый боксер, ожидающий сигнала к началу схватки.
— Ты все красиво расписал, Джони. Теперь я намерен выяснить, много ли в твоем рассказе правды.
Его губы расползлись, обнажая зубы.
— У меня есть отличный способ проверить, Макбрайд ты или нет.
Он провел правый боковой, да такой резкий и мощный, что я едва успел нырнуть под руку, иначе он оторвал бы мне голову. Я ударил его ребром ладони по шее, а потом кулаком в солнечное сплетение. Еще один удар в брюшную полость сломал его пополам, а последний, в голову, швырнул на пол.
Логан лежал, свернувшись калачиком, уставившись в пол остекленевшими глазами, его обед изо всех сил пытался продраться через стиснутые зубы. Я дал ему добрых десять секунд, но он так и не встал. Он глубоко заблуждался, если полагал, что я буду играть роль благородного спортсмена. Я приближался к нему, и он неминуемо проглотил бы свои зубы, но вдруг неожиданно улыбнулся мне.
Да, да, именно улыбнулся. Как будто это было смешно. Его рот был в крови, но у него получилась настоящая улыбка.
— Все в порядке, Вильсон, — сказал он.
Я подал ему руку, помог подняться и поддерживал до тех пор, пока он не смог идти сам.
— Что за фокусы, Логан? С чего это ты размахался кулаками?
Он опять улыбнулся.
— Настоящий Макбрайд не стал бы драться. После возвращения с войны он стал трусом. Он до смерти боялся боли. С тобой все о’кей, Вильсон.
— Макбрайд. Джони Макбрайд, запомни.
— О’кей, Джони.