— Ну вот, Токмаков, — нарушил молчание подполковник, — я тебя не неволю.
— Так разве в этом дело, товарищ подполковник, — Токмаков встал, хрустко потянулся своим большим и сильным телом, — в другом дело.
— Ты прав. Значит, этот Сергей Симаков — дезертир, бывший уголовник, шофер из автобата. Знал его только человек, которого убили, — Недзвецкий…
Токмаков промолчал.
— Големба и Ромуз. Големба — в квартире, под контролем, Ромуз поведет тебя.
— Прикроете?
— А то. Как государственного деятеля. Легенда Сергея — сапожник. В Смолах он должен ждать связного. Ты видел, где спрятана угнанная им машина?
— Все видел.
— Пойдешь без оружия. В Смолах у развилки есть колодец старый, там мы спрячем твой ТТ и четыре обоймы. Понял? Документы готовы, и права Симакова, и справка из артели.
— А чего не понять?
— Ты вправе отказаться. Ты ведь не сапожник.
— Ночь-то какая. — Токмаков глубоко затянулся и бросил папиросу.
— Только Сергей этот блатной, весь в наколках.
— Есть и наколки….
Дежурный вскочил, увидев начальника и капитана.
— Редкое зрелище, — засмеялся Токмаков, — картинная галерея.
Он стащил гимнастерку.
— Вот это да! — ахнул дежурный.
На груди у капитана красовалась могила с крестом, на предплечьях затейливо переплетались кинжалы и змеи.
— Серьезно, — закачал головой Павлов, — штучная работа, где это ты?
— Я ж детдомовский, кололись от глупого шика. Не поверите, мне в сороковом путевку дали в Ялту, так я днем купаться стеснялся. Ночью бегал. А сапожничать и шить меня в детдоме научили.
— Быть посему. Иди переодевайся.