— Червону!
— Так пусть она сначала банду прогонит. Это они до меня шли. Понял, староста, до меня, а не до Капелюха. Я же тоже им харчей не дал. Уйди с дороги!
— Стой! — Волощук выдернул из-за пояса наган.
Тройский хлестнул коней, они рванули, оглобля задела не успевшего отскочить Волощука, и он упал, выронив наган, и бричка пронеслась мимо него.
Волощук прополз в пыли, дотянулся до оружия. Вскинул наган, потом опустил и долго сидел на дороге, беспомощный и слабый.
На базаре торговали всем. Он выплеснулся из огороженного рыночного пространства и заполнил близлежащие улицы. Здесь продавали немецкие, польские, румынские сигареты, папиросы самых разнообразных сортов, местный самогон — бимбер, самодельный, ядовитого цвета лимонад в грязноватых бутылках, конфеты. Продавалось за деньги и менялось на продукты все: часы, золотые украшения, серебряные портсигары, польские и немецкие мундиры, офицерские сапоги, костюмы и платья.
В центре, на дощатых рыночных прилавках, приезжие крестьяне торговали салом, битой птицей, окороками и овощами.
Над базаром висел непрекращающийся гул голосов.
Телега запоздавшего крестьянина с трудом пробиралась сквозь толпу к коновязи. Крестьянин спрыгнул с облучка, привязал лошадь, протянул сторожу шматок сала.
— Припозднился. — Сторож понюхал сало, завернул его в тряпицу.
— Так дорога… Теперь, Стась, опасно на базар ездить.
— Это как?
— А так. Слыхал, бандиты в Смолах целую семью вырезали?
— Брешешь!
— Так то пес брешет. А я дело говорю.
Крестьянин засунул за голенище кнут, взвалил мешок и тяжело зашагал к прилавкам.
— День добрый, панове.
— День добрый, — ответили ему.
— Что там, в Смолах?
— Плохо, — отозвался пожилой крестьянин. — Бандиты семью Капелюха побили.
— Так за что?
— А ты поезжай в Смолы. От них до нас за ксендзом приезжали. Завтра хоронить будут…