Опять Льва Петровича куда-то волокли. Критик как-то поотстал. И чёрт с ним, неприятный тип. За дверью, запрещающей вход посторонним, стоял полумрак. Был виден краешек сцены. Зал шелестел шёпотом, похожим на прибой.
— Платон Петрович, вон там диванчик, присядьте. Я тут неподалёку буду.
— Ааа… Саша, постойте, можно деликатный вопрос? — Кобылкин всё больше вживался в барскую роль. Но был ещё один момент, который его тревожил. Как бы не упустить плывущую в руки золотую рыбку.
Редактор услужливо наклонил голову, в очках отразился фиолетовый свет софитов.
— Насчёт денег. Как я их получу?
— Чеком. Вы не беспокойтесь, он уже готов. Разве что не подписан, никто не ожидал, что Вы придёте.
Лев Петрович застонал. Всё-таки фортуна лишь подразнила своим блеском, но ничего не пообещала. Меркулов же воспринял стон Кобылкина по-своему.
— Что такое? Вам плохо? Может воды? У меня капли сердечные есть, — засуетился он.
— Нет, все в порядке, — убито проговорил Кобылкин. — Знаете, я не смогу принять премию. Мне надо идти.
Он встал.
— Как? Что случилось? — Меркулов растерянно хлопнул глазами. А потом бросился наперерез, загородил дверь. — Не пущу!
— Вы сдурели что ли? — воскликнул Лев Петрович. — Дайте пройти!
— Нет! Речь скажете, премию получите, тогда идите!
— Да не могу я премию вашу получить! Что нашло на тебя? — не сдавался Кобылкин, называя редактора то на «ты», то на «вы».
— Это на Вас что нашло?
— Чек принимать не буду! — выпалил Лев Петрович.
Меркулов опешил.
— Почему?
— Считай, что жизненная позиция у меня такая. Довольны? А теперь пустите!
Но редактор стоял насмерть.
— А наличные?
Кобылкин не поверил ушам.