— Э, ничего сами делать не хотите, — заворчал гишпанец. – Все на меня валите, а потом я и виноват. И играю не так, и пнуть меня опять же, нужно…
Он потряс дивчину за плечо – та не шевельнулась. Пришлось трясти еще – наконец, разлилась по подушке грива густых волос, донеся звук малоразборчивый, но пониманию доступный.
— Не, она еще и лается, блудница этакая, — возмутился Анчес. – Её для чего к Лащу подсаживали? Чтоб мадеру лакала? Вот как возьмут нас здесь за хвост…
— М-м! – сказал Хома, показывая, что жертву мадеры нужно посадить и хорошенько растолкать.
— Опять я? Она ведь и драться может, — опасливо предположил кобельер и перевернул младую даму.
Хелена на миг приоткрыла бессмысленные очи, округлила чарующий ротик, издала глубочайший вздох и вновь погрузилась в блаженный сон.
Соратники отшатнулись – выдох мадерного перегара сшибал с ног не хуже картечи.
— Я и говорю – яд, — заметил Анчес. – Прямо хоть рецепт такого пойла выспрашивай. Ладно, я сажаю, ты тряпье нацепляешь.
Хома кивнул, готовя шёлковую рубашечку – та благоухала духами, ну и липкой мадерой, понятно. Анчес хекнул, ухнул, подхватил подмышки упившуюся шляхетскую жертву и попробовал посадить – вышло даже чересчур ловко – Хеленка взлетела пёрышком и боднула гишпанца макушкой в харю.
— Да фто тафое?! – взъярился кобельер, одной рукой хватаясь за носяру, другой пытаясь удержать дивчину. Паненка задорно отмахнулась, крепко заехала няньке по шее, после чего рухнула на перину и засопела.
— Протрезвлять надофно, — сделал вывод Анчес. – Вот щас за фодой схожу, уж будет разфратнице нафей.
Гишпанец выскочил за дверь, а Хома остался под двойное похрапывание и посапывание разглядывать пречудесные красоты. Хороша Хелена, не отнять. И не угадаешь, где те шрамы. Да и что смотреть да угадывать? Особенно, когда язык вроде заворушился…
— Вставала бы ты, — уныло пробормотал казак, больше для проверки. Но слова выходили складно и ловко. — Вовсе недосуг валяться. Того и гляди, иудейские бесы прискачут. А ты в этаком виде. Неприличность выйдет.
То ли показалось, то ли, вправду ресницы вздрагивают? Подсматривает? С неё станется.
— Давай-ка, потихоньку, — попросил Хома, приглашающе расправляя и встряхивая шёлк.
Замычала недовольно, но села и подняла руки. Хома обрадовался и ловко накинул рубашку.
— Теперь-ка юбки и иную сбрую…
Не, не пошло – обратно завалилась на перину.
Хома убрал с лица подопечной завесу густых, малость липких кудрей и принялся уговаривать:
— Вставай, Хеленка, вставай. Оденемся да пойдём, я тебе рассолу налью, сразу полегчает. А ещё я тебе молот принес. Новый, ладный, ох и хорош молот!
— Аг-м?
О, зашевелилась! То ли обещанный молот взбодрил, то ли рассольчик поманил…