Мельник Владимир Анатольевич
Оперативный простор.
1.
Луч сентябрьского солнца падал на подоконник больничного окна палаты номер двенадцать, которая находилась на первом этаже центрального корпуса 1459 военно-морского клинического госпиталя Министерства обороны Российской Федерации. Эта «обитель исцеления» была образована на базе санатория в районе Хоста, города Сочи, Краснодарского края. Теплый ветерок в открытую форточку еле теребил белоснежную легкую тюль. Ее белизна аж глаза резала после почти девятимесячной антисанитарии в окопах под Севастополисом. Здесь оставляли тех, у кого ранения были не особо серьезные, короче говоря, если у тебя предположительный срок лечения не превышал двух – трех месяцев. А кому не повезло, например, как мне, получить более серьезные ранения, отправляли во все крупные города бывшего ССКР. Хочу сразу представиться, а точнее напомнить о себе – лейтенант Свешников Владимир Анатольевич, бывший начальник четвертого отделения Нахимовского райвоенкомата города Севастополиса, в последствии – командир взвода, роты. Вообще, я даже и не думал, что стану свидетелем, а потом и участником этих событий. Просто решил провести часть своего первого отпуска в горах, как оказалось «на свою ж... задницу». И чего тогда понесло в эту гребанную пещеру? Прошел бы мимо и все было б очень хорошо. Просто меня там завалило камнями и кажется насмерть. Иной раз, все происходившее казалось предсмертным глюком мозга. Но реальность ощущений доказывало, что все это на самом деле. Ну представьте: просыпаетесь с утра и узнаете всякую ерунду по поводу начала массовых беспорядков связанных с выступлениями «бело-красной» оппозиции и контрсепаратистской операции в Кырыме против кырымско-татарских экстримистов, участвовал непосредственно в проведении мобилизации в Севастополисе. После обращения лидера оппозиции – Юлии Димошенко к Правительству САСШ и руководству НАТО – в Окраинскую республику был направлен многонациональный контингент «для наведения порядка и поддержания демократии». На что Президент Окраины Виктор Якович привел в повышенную степень боеготовности все силовые ведомства, после внеочередного заседания Совета безопасности ОР. Американцам, туркам и прочим союзникам было до фени, то что заявил законно избранный Президент Окраины. Их не испугало то, что ввод «миротворцев» будет расцениваться как внешняя агрессия, с соответствующими мерами противодействия. Первого мая 2015 года началась воздушная фаза вторжения. На окраинские города были выпущены около двух с половиной сотен крылатых ракет, и несколько тысяч самолето-вылетов авиации. Тяжко пришлось нашим ПВОшникам — они первыми приняли на себя удар «дяди Сэма». Завязалась Третья Мировая война, как ее потом назовут историки и журналисты. С тринадцатого мая началась наземная фаза. Было несколько крупных воздушных боев, которые оказались Пирровой победой для окраинских летчиков. Произошло несколько крупных морских баталий на Эвксинском море, которые плачевно закончились для объединенного флота Окраины и России. Американцы высадили десант в Кырыме. С первого декабря 2015 года началась Третья оборона Севастополиса. Город оборонялся до тринадцатого июля 2016 года. Почти десять месяцев кырымская твердыня оборонялась. Каждый сантиметр севастополисской земли обагрен кровью защитников города – русских, окраинских и солдат Китайского экспедиционного корпуса, который был направлен под Севастополис после того, как Поднебессная объявила войну США. Дорого дался захватчикам Севастополис – их потери составили около двадцати тысяч человек убитыми и около сорока пяти тысяч ранеными и покалеченными. Полностью Кырым был захвачен войсками НАТО двадцатого августа 2015 года, после того, как части 13-й дивизии морской пехоты ВМС США захлопнули «коридор» между полуостровом и материком. Там в окружение попала и была уничтожена 26-я механизированная дивизия ВС Окраины. Последние бойцы и командиры пробирались на «Большую землю» через гнилые воды Сиваша. В кырымских горах развернулось партизанское движение, которое американцы сразу объявили террористическими бандформированиями. Заброшенные и стихийно сформированные диверсионные группы наводили ужас на оккупационные войска своими рейдами. Обстановка в кырымских горах была очень напряженная, потому что помимо наших групп там еще орудовали «отряды Курултая» – недобитые остатки татарских сепаратистов, которые боролись за независимость Кырыма. Оккупационные войска контролировали уже 63 процента территории Окраинской республики на конец сентября 2016 года. Они захватили почти весь Запад и юг Окраины полностью. Сейчас только разгоралась кровопролитная битва за Юзбасс. Киев был переведен на осадное положение. Из столицы эвакуировали все государственные организации и учреждения. Увозили в Россию все что можно было. Якович оставался в городе и осуществлял общее руководство обороной и эвакуацией столицы. В общем, можете представить, как у вас могут повернуться мозги набекрень от таких раскладов. Тем более, что вы жили до этого в мирном 2001 году, где о таких событиях никто и не слыхал. Тем не менее, свыкся, пообтерся, а потом и вообще некогда было задумываться — таки было чем заняться, как говорят в Одессе. Главное, что в этом мире не слышали о ядерном оружии! Впрочем, может это даже и к лучшему — потому что наша родная планета не превратится в радиактивную пустыню, в случае войны между сверхдержавами...
Я открыл глаза. Солнечный зайчик от свежевымытого стекла играл на потолке. Он бегал туда-сюда: в такт покачиванию форточки, которая двигалась за дыханием свежего горного ветра. В палате пахло смесью запаха гор, медикаментов и хлорки, которой здесь промывали все, наверное. Двенадцатая палата называлась «офицерской» – соответственно и обслуживание.
Уже неделю нахожусь здесь. Эти семь дней прошли для меня в горячечном бреду, в вязком мраке забытья. Иногда чувствовал, что к моему лбу приникала чья-то прохладная ладонь. В моменты просветления рука судорожно шарила по скомканной и влажной от пота постели, в поисках автомата. Потому что привык к его тяжести и последние полгода с ним не расставался. Это был единственный друг и товарищ, который никогда не подводил. В беспамятстве звал Пегрикова, вел роту в контратаку на дачный поселок под Казачкой в районе 35-й батареи, рубился в рукопашной на Фиоленте. Снова и снова уплывал, отстреливаясь, в море. И темнота... Непроглядная первобытная, пугающая, взякая тьма. Родные и любимые черты лица Оксаны. Фотокарточка на ее могиле. Задорный смех моей жены глухим эхом отражался в сознании... «Вова, нас будет трое!» – сказала ненаглядная и слова эхом исчезли куда-то глубоко. Опять ненавистный рев реактивных двигателей самолетов, леденящий душу вой бомбы, глухой раскат взрыва. Кровь, теплая алая кровь любимого человека на твоих руках. Ее податливое дряблое, не успевшее остыть и окоченеть тело... Стертые до задницы ноги, соль на выгоревшем камуфляже, кровавые мозоли на ладонях от лопатки. Первый бой, первые потери. Девичий лес, заваленные трупами едва вырытые окопы. Девчонки и зрелые женщины, в неестественных позах, как сломанные страшные механические куклы... Пропитанные свернувшейся кровью «камки». Они стояли до конца, не сдались. Мириады мух над телами... Последние почести павшим...
Сегодня утром проснулся с головой напоминавшей церковный колокол на Пасху, попытался встать, но тут же пронзила боль в правой стороне груди и позвоночнике, скривившись, уронил «держалку для ушей» на подушку. Тело было каким-то чужим. Казалось, что душа жила своей отдельной жизнью. Осмотрелся: палата была светлая и просторная. Я увидел, что тут было еще три койки. На двух кто-то лежал, но их не было видно, потому что одна из них своим изголовьем примыкала к моему, а другая – была напротив первой, у другой стены. Но о том, что там кто-то был, догадался по сопению и покашливанию. Кровать, что стояла напротив моей у противоположной стены, на данный момент пустовала, но то, что ее обитатель вышел ненадолго, говорило то, что постель была смята, а одеяло беспорядочно отброшено.
Вдруг послышался скрип двери. Послышался кашель и запах табака. Блин! Как долго я не курил! Аж закашлялся. Тот, кто зашел в дверь, уверенно прошествовал через палату и плюхнулся на пустующую койку. Это был невысокого роста человек лет сорока пяти, с пробивающейся сединой. У него была видимо, раздроблена левая ключица, судя по его гипсу, который сделан так, как – будто он отдает воинское приветствие. В принципе, ничем не приметное лицо, но от этого человека просто веяло житейской мудростью и добротой. Когда он плюхнулся на койку, посмотрел в мою сторону. И, увидев, что я уже очнулся, улыбнувшись, сказал:
- -О-о-о! Ну, наконец-то, очухался. А то мы уж тут подумали, что ты к нам ненадолго. И спать ночью не давал, все какую-то Оксану звал. А матерился! Слушай, я таких выражений не слыхал за все свои двадцать три календаря. Ты пить может, хочешь? – сказал он, потянувшись к пластиковой бутылке с водой здоровой рукой, возле которой стояла солдатская кружка.
- – Спасибо, – прошептал я пересохшим ртом, облизав потрескавшиеся губы, и каждое прикосновение к ним вызывало неприятное щипание.
- – Пить тебе не велели давать, но губы смочим, – он взял кружку с водой, окунул лежавшую на тумбочке губку и провел по моим губам.
- – Так, я сейчас, сестру позову, а то просила сообщить, когда ты очнешься, – сказал он и вышел из палаты.
Я начал слизывать капли с губ. Боже! Какая благодать! Даже не заметил, что вода была теплой и не особенно приятной на вкус, во всяком случае не такая к какой привык. А может она просто была застоявшаяся. Мне хотелось пить и пить, еще и еще. Но губы были сухими как и раньше.
За дверью послышались шаги и голоса. Один из голосов был женский и молодой, а второй принадлежал моему соседу. Что они говорили разобрать не смог, потому что шумело в ушах. И вот открылась дверь, форточку сквозняком закрыло, в палату зашел сначала сосед, а за ним — девушка в белом халате и шапочке. Ей было около двадцати, открытое круглое лицо с мелкими веснушками, которые нисколько ее не портили, большие карие глаза делали ее весьма привлекательной. Ну, а фигура была скрыта под халатом. Медсестра подошла ко мне и потрогала лоб. Сосед по палате здоровой рукой подставил ей стул, на который девушка села.
- – Я же и говорю, Леночка, ну что, мол, вьюнош, очухался? – балагурил сосед.
- – Ну, как вы, товарищ лейтенант? – спросила она у меня. – Как вы себя чувствуете? Сейчас врач из приемного вернется и осмотрит вас.
- – Где я? – прохрипел я.
- – Вы в госпитале, в Хосте. В хирургии. Вы лежите, вам нельзя разговаривать. Сейчас я доктора позову, он сказал, что когда вы придете в себя – его позвать.
Я особо не перечил, каждое произнесенное слово отзывалось острой болью в легком и позвоночнике. Сестра убежала куда-то, а неугомонный новый знакомый тоже ушел – видимо курить. Ничего не оставалось, как тупо смотреть на игру солнечного зайчика на потолке, от стекол раскачивавшейся форточки.
Приблизительно через час пришел доктор – высокий, сухой старичок, с седыми редкими волосами и пронзительным взглядом, в белом халате, со стетоскопом, как и положено стереотипному образу врача. Даже чем-то напоминал Айболита из мультика, правда тот был вооружен градусником и слухательной трубкой. Это был заведующий травматологического отделения подполковник медслужбы Баранов Иван Федосеевич. Он зашел в сопровождении медсестры Леночки. Сначала он мне совершенно не понравился – даже немного напрягал своим внешне противным видом.
- – Ну что, лейтенант? – проскрежетал он своим старческим голосом, – Пришли в себя? Это очень хорошо. Ну, вы нас тут всех перепугали – чуть на тот свет не отправились, к праотцам!
- – Извините, не знаю как вас зовут, – начал было я