- Сегундо, вы умеете грести и управлять лодкой?
- Что делает в море мужчина, то же умею делать и я. Это мое ремесло, хозяйка.
- Вы не смогли бы увезти меня этой ночью в Сен-Пьер?
- В Сен-Пьер на лодке? – изумился Сегундо. – В такое море? В такое время?
- Однажды вы высадились с «Люцифера» в маленькую лодку при таком же море, как сейчас. Я прекрасно помню.
- Вспомните, это был капитан. Он греб собственными руками.
- Вы же сказали, что делаете все, что делает человек в море.
- Ах, черт! Но не уточнил, что с капитаном это возможно. Он в море больше, чем человек. В море и на земле, хозяйка. Это вы знаете лучше всех.
- Возможно. Но не в этом случае. Нельзя вас подвергать опасности, когда повезете меня.
- Нет, я не сумасшедший. Это все равно что броситься с головой в омут. Простите меня, хозяйка, прикажите другое. У нас приказ капитана слушаться вас всегда, но этого я не могу сделать… – Изменившись в лице, он воскликнул: – О, капитан!
Он увидел его, подняв повыше фонарь. Рядом, лишь в паре метров. У того не было фонаря и светильника, но голос прогремел, как за штурвалом своей шхуны:
- Выходите немедленно. Неужели не видно, что волна нарастает? Любая может унести. Быстро, наверх! Выбирайтесь оттуда! Это очень опасное место!
- Это я и говорил сеньоре, капитан… – Хуан оттащил Монику, не дав ей времени возразить и избежать железных ручищ, поднявших ее, как перышко. Он взобрался с ней на камни, донес до разрушенной лачуги и посадил на единственную деревянную скамейку. Небеленые стены напоминали каменную пещеру, пол тщательно очищен от земли. Золотым светом освещали два корабельных фонаря, веселый огонь горел в переносной печи у дверей.
Со скамейки Моника молчаливо смотрела на него. Даже грубая одежда моряка делала его гибким, стройным, придавая горячность и пугающую привлекательность. Но в потрясающих итальянских глазах высокомерное выражение усилилось. Тем не менее, в них горела удивительная страсть, когда они долго и напряженно смотрели на Монику.
- Почему не подойдешь к огню? Ты дрожишь, совсем вымокла, вряд ли кто-то из несчастных в деревне может дать тебе хоть плохую одежду.
- Нет нужды. Так хорошо. Не стоит беспокойся обо мне.
- Я не беспокоюсь, но предпочитаю не позволять прекрасному Ренато говорить, что я убил тебя в пещере, на своем Утесе Дьявола.
- Хуан, прошу тебя оставить эту тему.
- С тобой лучше оставить все темы. Похоже, нам действительно не о чем говорить. Я напрасно пытаюсь. Ба! Зачем продолжать?
Он гневно замолчал, и Моника почувствовала странное облегчение перед его глухим гневом. Она не понимала, почему он жесток с ней, но перемена его настроения вызвала в ней нелепое и грубое утешение. Да, лучше так. Но почему он так недоволен? Возможно, услышал ее просьбу у Сегундо Дуэлоса? Или злится за опасную прогулку? Голос Хуана словно отвечал на ее внутренние вопросы:
- Я выйду, чтобы ты разделась и обсохла у огня. Можешь прилечь на гамак и попытаться уснуть. Ночи недолгие на Мысе Дьявола, и неизвестно, сколько придется пробыть здесь. Знаю, ты сделаешь любую глупость, чтобы только отдалиться от меня, но я не позволю тебе подвергнуться даже малейшей опасности. Постараюсь разумными путями вытащить тебя из этой ловушки. Но пока я ничего не могу, и ты должна смириться. Слышишь?
- Прекрасно. Я не глухая, слышу все, что ты говоришь.