Жоан аж взвился:
– Да не за что на меня стучать!!! Я ничего не делал, она все сама!!!
Кавалли очень похабно усмехнулся:
– Ага, как же. Сама. Ты думаешь, ты первый, кто мне эти сказки рассказывает? Я уже десять лет как старший паладин и пять – сержант. Мне-то можешь не замыливать – «сама», «случайно». Я таких, как ты, во всех видах видал… таких, кто думает, что устав не для них писан… Ладно, я тут постою, а вы идите и быстро там, не копайтесь. Мне тоже совсем не хочется перед Каброни объясняться, как это я тебя, такого дурака, до сих пор уму-разуму не научил, и за твои шалости отгребать.
Он занял пост. Жоан, страдальчески морщась, открыл дверь в купальню, и Робертино вошел туда за ним.
Купальня была большой, с центральным залом, устланным коврами и уставленным диванчиками, а в этот зал выходили широкие двери нескольких роскошных мыльных комнат. Все комнаты были темны, кроме одной, из которой струились свет, пар и невнятное мычание.
Жоан, покраснев как свекла, схватил Робертино за руку и сбивчиво зашептал:
– Ну ты-то мне хоть веришь? Чем угодно клянусь, она сама…
Робертино, вздохнув, направился к купальне. Внутри он ощущал удивительное спокойствие – не зря, видимо, пыхнул дымком.
В купальне была утопленная в пол большая мраморная ванна, наполненная горячей водой, керамический пол покрывали лужи, рядом с ванной валялись перевернутый столик на одной ножке, расколотое фарфоровое блюдо и рассыпанные яблоки сорта золотой ранет. А возле ванны на полу сидела, раскинув ноги, наиболее вероятная кандидатка в принцессы, дочка герцога Дельпонте, прекрасная Джованна, ангел во плоти: белая кожа, огромные голубые глаза, золотистые кудри… и сидела она там совершенно голая, обхватив себя руками за плечи. Рот ее был широко распахнул, глаза наполнены слезами, мокрые кудри прилипли ко лбу, плечам и спине, розовые соски жалостно торчали из-под скрещенных рук. Из распахнутого розового рта неслось монотонное и очень жалобное мычание.
В другое время Робертино бы совершенно обалдел от увиденного, но дымок сделал свое дело, и сейчас он разглядывал обстановку с любопытством, но не более того.
– Ну и что тут случилось? Полагаю, вы в целях сохранения обоюдного целомудрия решили приласкать друг друга то ли ртом, то ли руками? – осведомился Робертино у Жоана. Тот яростно помотал головой, а без пяти минут принцесса замычала еще жалобнее.
– Хм, а почему у тебя штаны заляпаны неведомо чем? – указал пальцем на пятна Робертино, напрочь игнорируя наличие на собственных штанах подобных же пятен (правда, почти уже незаметных). Жоан всхлипнул:
– Это мыльная пена… Робертино, что с ней? Меня казнят?
Робертино ухмыльнулся:
– Как же, пена. Кому другому расскажи.
Он повернулся к герцогской дочке и наклонился, аккуратно взял ее за пухлый подбородочек и легонько повернул голову из стороны в сторону.
– Ничего страшного, всего лишь вывих челюсти. Хе-хе, видимо, достоинство у тебя ого-го, что бедняжка Джованна аж челюсть вывихнула, пытаясь его обхватить.
Жоан замахал руками:
– Да не было ничего подобного, не было!!!
Пожав плечами, Робертино продолжил задумчиво изучать вывих. Про себя отметил, что если б не дымная палочка, он бы сейчас не был таким спокойным и хамоватым, а точно так же, как и Жоан, краснел и бледнел. Надо будет, если вдруг опять к дамам караулить определят, прихватить с собой палочки. Вроде бы если их жевать, эффект тот же, разве что расход больше. Робертино полез за пазуху, достал полотенце, свернул его, обернув вокруг своих больших пальцев, сунул в рот Джованне, ухватился за челюсть и дернул. С щелчком челюсть встала на место. Робертино вынул из ее рта полотенце, невозмутимо свернул его и опять спрятал за пазуху. Юная сеньорита, осторожно придерживая челюсть рукой, тихо сказала:
–Сп-п-пасибо, доблестный паладин…