22 октября.
Вчера переехали на новую позицию. После смерти подпоручика командиру и всем нам было тяжело там оставаться!
23 октября.
Огнем нашего левого орудия подожжен сенной сарай в панском фольварке Капсоде (там снова немцы).
На батарее — четверо легкораненых.
На сегодняшний день нами выпущено 260 шрапнелей и 301 граната. Стреляли по выезжавшей батарее, отступающей пехоте, по гаубичной батарее, по пехотным окопам. Прицелы наши от 54,5 до 150.
Сегодня рвались вокруг нас «чемоданы».
Вчера вечером и сегодня утром стоял густой холодный туман. Днем показалось тусклое октябрьское солнце. Зябли ноги. Купил у подпрапорщика Федора Смирнова, щербатого человека, одного переднего зуба нет, вонючий казенный кожушок с теплой бараньей шерстью. Заплатил дорого: пять рублей. Теперь осталось только два рубля — вот и все мои ресурсы.
— Подпрапорщик, герой, а казенным торгуеть, — сказал Пашин и ругал меня, что я переплатил «этому подлому гороху».
А я все думаю о смерти Сизова. Скорее бы уж замирение! Пусть ранят, только бы живым остаться.
Сегодня с 12 часов началось, как говорят, наступление 25-й дивизии! Мы тоже ведем бои, помогаем ей. Орудия грохочут, пулеметы трещат.
Мы стреляем почти беспрерывно. Но во время одной передышки я все-таки ухитрился задремать.
Сегодня даже не умывался.
Вчера, когда Беленький пошел стричь капитана Смирнова, мы (я и Пашин) при свечке, которая горит у нас в окопе, искали в одежде. Беленький «искался» перед ужином. Очень сокрушался, что ел свою порцию мяса, не помыв рук. Но у нас воды не было. «Почему супом не помыл?» — в шутку сказал Пашин после ужина. Беленький еще больше горевал. Ели втроем из одного ведра, как всегда. Только хлеб теперь держим отдельно. Так предложил Беленький — не ради себя, ради меня, потому что Пашин очень много съедал хлеба. Я, низкий человек, принял пропозицию Беленького.
От нашей позиции до границы теперь и трех верст не будет.
Штабс-капитан Домбровский опять заболел. «Холуи» говорили, что первую же ночь офицерам спать не давал. Подхватится сонный, как закричит на всю хату: «Пора! Пора! Вставайте! Снаряды падают на дом! Вставайте!» Всех тормошит — красный, большеголовый, с татарским лицом. Жутко. Его снова отправили: пока что будет при управлении бригады. Интересно, а там устраивает ли он такой же тарарам ночью?
За день выпущено 499 патронов.
Несмотря на обстановку, мне приснился сладострастный сон. На сердце — камень. Надо дежурить — и не спать. Ой, как хочется спать!
24 октября.
Пришло письмо от моего младшего, моего милого братишки. Письмо вскрыто «военной цензурой» — это что за новости? Мне пришлют посылку — вот радость-то!
Приехали после излечения двое солдат, раненных 7-го августа. Командир с ними целовался. Один из них, Драб, из Гродненской губернии, заплакал...
Вчера на батарее четверых легко ранило, а ездового Кучинского переехала телефонка; сильно искалечен, фельдшер боится, что не выживет.