— Имею честь радоваться, ваше высокоблагородие, видя на груди...
— Спасибо! — прервал он меня.
— ...доблестного начальника заслуженную награду!
— Вот, значит... — начал он объяснять мне задание, вероятно, хотел, чтобы я прекратил свою тираду.
— Дай Боже второй! — разошелся я и вдруг испугался: что, если с моей нелегкой руки после пожелания будет ему второй крест... деревянный? Ах, зачем я произнес последние слова!
Командир дал мне задание: с двухверстной карты сделать одноверстку и, кроме того, нарисовать позицию батареи в масштабе 1/8400.
Я пошел работать в канцелярию, за версту отсюда, и по дороге, осенней, темной, безлюдной, думал: если бы сейчас летел снаряд и оторвал бы мне палец на левой руке, — я чертил бы правой и показал бы рану, только закончив порученную мне командиром работу. Пусть бы знали, какой я... Разумеется, я сразу же и ругал себя за подобные рассуждения и удивлялся, почему такое лезет в голову: то ли под влиянием читанной мною ранее русской литературы, то ли в силу каких-то других причин...
11 октября.
Вчера, возвращаясь из канцелярии на батарею, я заблудился, вспотел от ходьбы и от страха, что не найду батарею. После моих высоких рассуждений — самое комическое приключение. А карту я так и не успел начертить, благо взялся за это подпоручик Сизов. Спал я в хате, искал вшей, разделся, спал хорошо. Кто может понять эту радость и наслаждение: спать раздевшись? Только тот, кто почти месяц спал в сапогах и в шинели... А ночевал я на хуторе в той же хате, где офицеры ночевали, только в другой половине.
Теперь сижу в окопе и пишу в рукавичках.
12 октября.
Не пишется. Не знаю, какой сегодня день, и ленюсь высчитать. На левом фланге идет большой бой, а мы воюем только с паразитами. Тихо, нудно и тяжко.
13 октября.
Жена плачет, что роса падет; сестра плачет, что ручей течет; мать плачет, что река плывет...
Сегодня утро морозное. Лощина белая от пороши. В воздухе не туман, а густой теплый пар. Ноги быстро идут по скрипучей травке.
За кустом выбросил с десяток белых, посередине черноватых, крупных вшей. Полегчало на душе.
После обеда разбирал и чистил карабин. Надо смазать, а нечем. Пашин пошутил: дал совет, чем смазать, но и этого у нас мало, так как кормят только вечером и одной бурдой.
Под вечер просто замучила изжога. Вероятно, от хлеба. Держимся хлебом.
Кроме того, была и еще неприятность. Проходя мимо командира, не отдал честь, так как думал, что не двадцать же раз на день отдавать. Оказывается, плохой еще из меня солдат: хоть сто раз проходишь мимо, надо козырять и козырять. Получил основательный разнос от командира, потом от старшего. Моему старшему был за меня от командира выговор. А ну вас всех к черту!
Переезд
15 октября, 5-й час утра.
Сегодня в полночь оставили позицию, на которой простояли 23 долгих-долгих и нудных-нудных дня. Ее после нас заняла N-ская бригада.