Пришла и «Наша Шва» за 25 сентября. Сколько радости приносит мне наше печатное «мужицкое» слово! Нервы мои совсем сдают... Но разве это стыдно, что я тут, на этой проклятой войне, с нежелательными и самому спазмами в горле и досадными, неудержимыми слезами на глазах целую письма из дому и «Нашу Шву» из Вильно? Чего мне стыдиться? Эх вы, слезы, слезы, глупые вы слезы: не туманьте мне глаз. И ты, глупое сердце, не сжимайся от боли и скорби.
В номере газеты — «Летописцы» 3. Бядули. Они мне здесь душу перевернули. Жаль мне тебя, моя бедная, убогая, неученая и такая творческим духом богатая мужицкая отчизна. Плачь, записывай, как летописец, свои неизвестные широкому миру и такие, может быть, маловажные, на его широкий взгляд, муки свои. Произведение «Богатырь» — непонятно; видно, что автор не сидел в окопах.
Пробовал сегодня просветить одного солдата-белоруса из нашего пехотного прикрытия. Прочитал ему отрывочек из «Летописцев».
— Вот саусим па-простаму, дзеравенски язык. Як его? Маларасийски завуць, ци што?
— А у вас как говорят?
— И у нас так: ни по-польски, ни по-русски.
— Вы католик-белорус?
— Ага... мы польской веры, польские.
Читаю ему: «Даражэньки сынок!» — и дальше из рассказа.
— Так у вас говорят? Или, может быть, не так?
— Так, так... Точно так... Ха-ха-ха!
Трагический смех!
Но наконец он понял меня и сказал:
— Если так, как говорите, значит Беларусь должна быть. Что ж, разве мы хуже других? Это хорошо, это справедливо: «Что надо свободы, земли человеку...» Это верно! Только... — тут он замялся в своих рассуждениях, умолк.
— Что «только»?..
— Только одного боюсь: останемся сами по себе, без русских и поляков, евреи нас совсем заедят.
— Почему заедят? Когда все будут свободными все будут равными, так зачем же им нас заедать? А вы знаете, что вот это, что я вам читал, написал наш белорусский еврей?
— Неужто правда? Не может быть!
— И правда, и может быть...
И все же в вопросе о евреях мы не достигли полного единства. В его глазах так и осталось какое-то недоверие какое-то сомнение, хотя он и говорил, вроде бы поддакивая мне:
— Что ж... На мой век евреев выстарчит (хватит). И ничего, кроме доброго, сам я от них не видел.
Но я уже должен был идти на батарею.