Наутро Дима уходит на работу, а я еще досыпаю — я в отпуске. Как только открываю глаза, немедленно начинаю плакать. Два часа я рыдаю, не вылезая из постели. Я буквально заливаюсь слезами, ибо у меня нестерпимо болит душа. Все же я встаю, но продолжаю реветь. Уже нет сухих носовых платков, и я принимаюсь сморкаться в тряпочки.
Иду к телефону и звоню мужу на работу. У меня лишь один вопрос: «Дима, почему у меня болит душа? Почему, Дима? Слушай, в понедельник, когда я осталась на даче одна, где-то прозвонил колокольчик. А сегодня ночью, очень поздно, наверное, в два пополуночи, я слышала внизу звуки фортепиано! Дима, почему сегодня все утро мне в голову лезут стихи: «Моя неумолимая судьба ведет меня опять на край печали»? Я твержу их непрерывно! Почему, Дима? Почему так болит душа и сердце рвется на части? Дима!»
Ты знаешь, почему. И я тоже это знаю...»
О Боже, все снова повторяется! Прошло семнадцать лет после того свидания с Григорием, кого безмерно любила я. В тот вечер я была бесконечно счастлива и глядела в глаза ему, веря и не веря в то, что я, наконец, нахожусь пред истинным лицом своей любви, но вдруг услышала странные звуки, разлитые в воздухе, словно невидимый колокольчик прозвенел тихо, тонко и размеренно: «Дзинь-дзинь».
Сердце мое сжалось — я поняла, что означают эти необъяснимые звуки, плывшие из ниоткуда, как будто прямо из космоса. Я поняла, почему при неизбежности финала говорят: «Звоночек прозвенел». Я отказывалась это понимать, только делать было нечего — все равно я знала уже: что бы там ни происходило у нас с ним и как бы долго это ни длилось — нам не быть вместе...
А по ночам — глубокой ночью — меня будили странные звуки фортепиано — кто-то ударял по отдельным клавишам, и они протяжно звучали.
Один раз я встала ночью и написала стихи:
Моя неумолимая судьба
Ведет меня опять на край печали,
Моя неудержимая слеза
Дорогу пролагает в край разлук.
Запуталась надежда
В паутине
Обманутого ожиданья.
Все глуше музыка любви,
Все громче колокольчик расставанья.
И еще я знаю, Дима, что если что-то сломалось на небесах — на земле уже не сложится.
Есть ли у меня выбор?
Я — срубленная лиана. Она еще зелена, но связь с источником питания прекратилась, и распад уже начался.
Я — подстреленная белка. Ее бусинки-глазки еще блестят, но сердечку все тяжелее гнать кровь по сосудам.
Я — угасшая звезда, свет которой продолжает пронзать галактики, хотя самой ее уже давно нет в природе.
Я еще живу, дышу, хожу, ем и пью, и все думают, что я есть, но я сама не понимаю, то ли есть я, то ли меня нет. А какая я была — я уже забыла.