Отпевали партизан в костеле под торжественную «Чешская земля, прекрасная земля».
Потом похоронная процессия, растянувшаяся на километр, направилась на кладбище. Впереди шли де- еочки в нарядных белых национальных платьях. За ними — почтенные старики города в черном, в котелках и с тросточками. Шли они в своеобразном строю, в шахматном порядке, чтобы не мешать друг другу, ритмично взмахивая тросточками. Это придавало процессии особую строгость и торжественность.
Уже за городом навстречу процессии из-за леса показался наш стрелковый полк. Солдаты брели усталые, запыленные, неся на плечах станковые пулеметы и противотанковые ружья. Но узнав, что хоронят чешских партизан, они положили тяжелую ношу на землю,
4 Георгий Холопов
Я спросил Франтишека, молодого и расторопного хозяина харчевни, участника местного Сопротивления, кто этот богатырь.
— Мясник Ярослав Недорост, — певучим говорком с удовольствием ответил Франтишек. — Четыре года он пробыл на немецкой каторге. Сегодня вернулся домой. Чудак — не верит, что вышел на свободу! — Франтишек присел рядом со мною. — Правда, с такими, как Недорост, немцы знаете какие придумывали фокусы? — Он перешел на шепот. — Раз в месяц они открывали ворота рудника, убирали охрану и говорили всем: вы свободны, можете уходить куда хотите. Даже снимали с них кандалы! .. Первое время, знаете, находились такие чудаки, верили немцам, уходили. Но недалеко за рудником за ними начинали гнаться охранники, у каждого овчарка. В такую историю однажды попал и Ярослав. Можно попросить, он расскажет. Только, знаете, крепкие руки его спасли — не зря он мясник! — одной овчарке он разорвал пасть, другую задушил. ..
Официанты принесли на подносах с полсотни кружек пива, и мы с чешскими партизанами выпили за счастливое возвращение Ярослава Недороста.
Недорост по-русски говорил ничуть не хуже Франтишека (все эти четыре года он работал на рудниках вместе с русскими военнопленными) и стал нам рассказывать про фашистскую каторгу. Там работало двадцать тысяч пленников. Среди них были и французы, и поляки, и итальянцы. За две недели до дня Победы фашисты отделили около трех тысяч славян и расстреляли их. Он чудом скрылся с группой русских. . .
В харчевне вдруг прервалась музыка. По радио передавали первые приказы городских властей. В одном из них грозно приказывалось всем гитлеровцам и профашистским элементам немедленно выйти на уборку улиц и площадей. Дальше следовал длинный поименный список.
Когда радио замолкло, музыканты грянули что-то очень веселое. Публика зааплодировала. Многие пошли танцевать.
Мы пили пиво, мясник задумчиво перебирал звенья кандалов и рассказывал о пережитом. Да, поверить,
что наступила свобода после всего того, что он испытал, было нелегко.
Вдруг Недорост бросил кандалы на стол, подошел к окну. Я встал, полюбопытствовал — что привлекло его внимание?
По площади, с метлой е руке, ругаясь и кому-то грозя кулаком, шел разъяренный господин в сопровождении двух автоматчиков.
Карел Мюллер! — зажав бороду в кулак, прошептал Недорост. — Вот, товарищ капитан, этой собаке я по ошибке завернул мясо в антифашистскую листовку. Он и послал меня на каторгу...
Автоматчики, по всей вероятности студенты, участники Сопротивления, остановились недалеко от окон харчевни и приказали бывшему «отцу города» мести эту часть площади: еще утром вся площадь была занята нашей кавалерией. И он стал мести — с яростью, широкими, сильными взмахами метлы.
Автоматчики отошли в сторону и с нескрываемым восторгом наблюдали за Карелом Мюллером. Иногда они нет-нет да и бросали взгляды на окна харчевни.
Мне показалось, что уборку площади они затеяли специально для Ярослава Недороста. В этом я еще больше уверился, когда к Недоросту подошел Франтишек и, положив руку ему на плечо, ласково спросил:
Ну, а теперь как, Ярослав? .. Веришь, что пришла свобода?
Мюллера заставили мести! .. Теперь — верю! .. — Недорост рассмеялся, скинул с себя полосатую куртку, сразу ставшую ненавистной ему, бросил ее на подоконник и, закатывая рукава, вернулся за стол. — Франтишек! — крикнул он. — Еще по кружке пива на брата! Потом рассчитаюсь! .. — На радостях он с такой силой ударил кулаком по столу, что все находящееся на нем задребезжало и подпрыгнуло.
Браво, Ярослав! Наконец-то! — закричали партизаны, и на стол полетели и чешские кроны, и немецкие марки — на пиво.
И я внес свою долю — пачку венгерских пенго и австрийских шиллингов.