— Ну, ээээ, ничего. Он очень заботится о вашем здоровье, Профессор, и помогает вашему делу.
— Мудро. А как думаешь, почему Сидорович выбрал именно такой смысл жизни?
— Ээээ. Профессор, не знаю я. Может быть он уже доделал свои дела? Тогда у него нет смысла жизни и он ищет ему замену?
Сидорович посмотрел на Алексея, хитро щурясь, но ничего не сказал.
— Хорошо. Профессор положил ложку на край тарелки. — Давай я озвучу ту истину, которую уже осмыслил. Сидорович понял, что его заветная цель не достижима в одиночку. В поиске вариантов он вышел на меня. И понял, что мои и его цели — совпадают. Мы с ним создали команду и теперь в нашей команде, ради достижения нашей совместной цели, каждый делает то, что у него лучше получается.
— Простите Сидорович. Алексей снова смутился. Сидорович весело подмигнул в ответ.
— А чего, Алёшенька, не извиняйся. Профессор прав. Дело одно делаем. Зону надо исцелить. Я знаю, что Зона может быть исцелена. Я участвовал в заражении Чернобыля и Припяти. Я допустил это. Мне и искать варианты исцеления. С Профессором это куда быстрее получается. Голова у него светлая. Вот теперь я берегу голову Профессора. Профессор изучает что может. Найденным делится со мною, и мы далее можем прикинуть возможные варианты. Благодаря прибытию Сергея все стало еще эффективнее. Вот это и есть моё намерение — решимость доделать дело и исцелить Зону. В этом деле лучшее, что я сейчас могу делать — помогать Профессору и заботиться о его эффективности, по-другому, взять на себя все бытовые функции. Смекаешь?
Алексей утвердительно и даже как-то с благодарностью кивнул.
— Сидорович. А вот Олег Павлович говорил, что в походе на карьер собаки вас не трогали.
— А чего меня трогать? Я ж не мослак какой. Теперь его хитрый взор был направлен на Квасьневского. Тот спокойно выдержал взгляд и включился в беседу.
— Сидорович, договаривайте уже. Чувствую, что вы на мировоззренческие принципы выходите. Где я ошибаюсь. Почему меня атакуют?
Сидорович потянулся за куском хлеба, отломил кусочек, тщательно пережевал, взглянул на Квасьневского.
— А у нас с тобою, Олег Павлович, разногласие. Как по мне, то Зона, это всего лишь болезнь. Для тебя же она — враг. По мне — Зону нужно лечить. По тебе — уничтожить. По мне, раз Зона болезнь, то это болезнь чего-то большего. Для меня большее, это планета Земля. Для тебя же Зона, как враг, очерчена территорией периметра, и по твоей философии достаточно эту территорию уничтожить, чтобы избавиться от проблемы. И пришел ты в этот периметр, как враг, как нож скальпеля, режущий плоть Земли. А ее не резать нужно, а исцелить. Поэтому Зона и выставила против тебя защиту. И будет и далее за тобою следить. И в зависимости от той опасности, которая от тебя исходит, и от той боли, которую ты ей, как режущий скальпель, будешь причинять, Зона будет тебе выставлять соответствующее сопротивление. И если ты, Олег Павлович, не пересмотришь свое отношение к ней, то, когда настанет время, она придет за твоей жизнью.
Все затихли. Сузившиеся глаза Сидоровича, которыми он впился в глаза Квасьневского, были холодны как лед. Тема приняла неожиданный разворот. Квасьневский спокойно принял холод глаз, и не отвозя взора от Сидоровича, молча размышлял о том, что тот сказал.
— Сидорович, благодарю. Кивнул и отвел взгляд. Ваши слова, для меня наука.
— Посмотрим, Олег Павлович. Посмотрим. Я немало здесь живу. И вижу, как Зона избавляется от властных, корыстных, самонадеянных, и лжецов! Последнее слово Сидорович особо подчеркнул интонацией. — На моей памяти, никто не выжил.
Квасьневский кивнул. Он понимал, что секрет, который они с Сахаровым хранят о том, кто Квасьневский на самом деле, Сидоровичу не известен. Так же Сидорович не в курсе, что Сахаров знает об этом «обмане». Иначе, не обвинял бы так явно сейчас Квасьневского во лжи. Сейчас Сидорович выбрал путь защиты своего партнера от лжеца, пришедшего в их коллектив. Вполне логично. Затянувшуюся паузу перебил Сахаров.
— Друзья, во-первых, не забывайте про еду. Во-вторых, действительно, Олег Павлович, а почему бы вам не пересмотреть свою точку зрения на Зону. Сегодня вы видели демонстрацию ее настойчивости. И поверьте, это только предупреждение.
— Да, товарищ Сахаров. Да, Сидорович. Я пересмотрю свое отношение к Зоне. Квасьневский по очереди кивнул обоим мужчинам.
— Ну вот и прекрасно. Профессор снова взялся за еду. — Только не забывайте, Олег Павлович, зона от вас не отстанет, пока полностью не убедится в вашей нейтральности. Никакого чувства ненависти, осуждения или страха к Зоне, как к единой системе, быть не должно. Люди, звери, монстры, аномалии, это пожалуйста. Ненавидьте, злитесь, уничтожайте, но ни в коем случае не оценивайте всю Зону целиком, как опасную или вражескую. Так же упаси вас Бог оценивать ее как дружественную. Это не так. Зона, это всего лишь пробои в многомерности, развернувшиеся на нашу трехмерность. И не более. Т. е. это своего рода — грыжа в многомерном теле Земли. Понимаете?
Квасьневский все понимал. Но будучи всю жизнь специалистом по обнаружению врагов, он очень тяжело воспринимал все виды опасностей, и его психика автоматически навешивала ярлык врага на всё, что могло представлять опасность для него лично и особенно для страны. Так было и с Зоной. Отправляясь в нее, он готовился к походу во вражеские тылы, и вся его стратегия строилась на принципах военной операции в тылу врага. А сейчас его убеждали совсем в противоположном. Не палач, а целитель. Не враг, а больной. С толку сбивало другое, что двое взрослых мужчин говорят о территории, на которой происходит хаос, как о живом существе. Мало того, они называли больной всю планету!
— Ну что ж, благодарю за науку. Мне надо с этим побыть наедине. Благодарю вас за обед.