Джереми, потрясенный картиной, даже не слышит меня.
- Она такая же, какой я её и запомнил, - говорит он, но мыслями он где-то далеко. - Это то, кем она была.
Дикий ужас оживает внутри меня, слыша горечь его слов.
- Мой милый...
- Нет! - Джереми вырывает руку из моей. - Можешь идти, если хочешь, Лилли. Оставь меня. Ты не представляешь, сколько мужества мне потребовалось, чтобы показать ее тебе. Если ты не можешь оценить это...
Он поворачивает голову ко мне и заканчивает рычанием:
- Тогда ты не лучше его.
Мне не нужно спрашивать, кто такой "он". Это очевидно. Отец Джереми. Я хочу уйти отсюда. Но, я чувствую, что это поворотный момент для нас с Джереми. Что бы ни случилось сейчас, что бы ни сделал кто-либо из нас в следующий раз, это твердо утвердится в голове и определит отношения, которые у нас есть до самого конца.
Поэтому не обращая внимание на свой страх, наперекор своему дискомфорту, я делаю то, что я хотела бы, чтобы он сделал для меня, если бы я была на его месте. Я подхожу к Джереми и кладу руки ему на спину. Я медленно растираю его плечи и наклоняю голову к его руке. И к моему огромному удовольствию, я чувствую, как он смягчается подо мной.
- Извини, - говорит он. - Это просто эмоции, Лилли. Эмоции, которые выходят наружу. Я не могу остановить их.
- И не надо, - говорю я ему медленно. - Просто знай, что бы ни случилось, я не оставлю тебя. Я не оставлю.
Он кладет свою руку на мою.
- Спасибо, - говорит он. Мы стоим так в тишине, как два ледника, плывущих друг к другу в пустом море. Только когда Джереми шевелится, безо всякой провокации с моей стороны, заклинание наконец снято.
- Ну же, - говорит он, оставляя поцелуй на костяшках пальцев. - Позволь мне рассказать тебе о ней.
Глава 3
Внизу Джереми начинает свою историю.
- Этот дом когда-то принадлежал моему отцу, - говорит он, ведя меня по ступенькам. - Это был наш зимний дом. Мы приезжали сюда каждый год на праздники. Мне всегда нравилась поездка. Что-то в необъятности этого замка взывало ко мне. Мы жили богато. Но дом был...ну, он был обычным. Приехать сюда на несколько недель в декабре было похоже на поездку в сказку. Это было волшебно, Лилли, если смотреть глазами мальчика. Мои лучшие воспоминания в мои пять, шесть или семь лет. Конечно, это просто фрагменты. Но я чувствую тепло. Я до сих пор помню ощущение при виде того, как возвышается замок. Это было тогда, когда у меня еще было неправильное и частичное понимание мира. Как я уже говорил, я был самым младшим. Разница в возрасте между мной и моими старшими братьями была огромной. Я этого не замечал, но не они. Они не чувствовали привязанности ко мне так, как я. Я был неприятностью, своего рода котенком, на которого можно было плюнуть, подойди он поближе. Я никогда не винил своих братьев за то, что они делали. Я любил их, и их поведение по отношению ко мне было...нормальным. Я думал, что это нормально. Конечно, большая часть их негодования исходила от моего отца. У него не было ни малейших угрызений совести, говоря им о том, как мало он думает обо мне. Что способствовало тому, как они вели себя со мной. Моя мать, как и все хорошие матери, защищала меня от худшего. На самом деле, в течение первых семи или восьми лет моей жизни, я не знал, что что-то действительно не так. Но жестокость моих братьев становилась все хуже с годами. Они делали это с полной неприкосновенностью, так как отец не возражал. Во всяком случае, я думаю, что он хвалил их за это. Он думал, что это поможет мне вырасти крепким. Может быть это трудно представить, Лилли. Но я был маленьким и худым, когда рос. Физическая составляющая и сильный дух не пришли ко мне естественным образом.
Он смеется.
- Это то, чему я должен был научиться.
Думаю, благодаря тому, что рассказал мне Чарльз, все, что Джереми не знает, а я знаю, у меня сложилась более полная картина Джереми Стоунхарта, как мальчика.
- Но это не то, о чем я хочу тебе рассказать. Дело не в моей борьбе. А ее. Кроме того..., - он делает паузу, чтобы налить себе виски. - ...я пережил гораздо намного хуже в подростковом возрасте.
Опять этот намек. Одно лишь упоминание о том, что что-то пошло не так до того, как он стал мужчиной. Он говорил об этом однажды, когда предупреждал меня о подавлении чувств, которые я испытываю, тогда у столба. С тех пор это было в моем сознании как нечто очень важное для того, кем он стал как человек. Я хочу спросить его об этом. Я собираюсь спросить его об этом. Но не сейчас. Самое лучшее, что я могу сделать, это просто выслушать.