Несколько дней назад я решил дождаться, когда Кеннеди сама расскажет мне о ребенке. Я не понимал, почему она не сказала мне об этом раньше, но, видимо, на то были причины. Так что я решил дать ей время. Ну, по крайней мере, столько, сколько смогу, прежде чем это станет всем известно.
Я попросил Бингама молчать до моего возвращения в Штаты. Думаю, у меня есть время до завтра, прежде чем он расскажет моему отцу, кто такая Мэри Элизабет. Я хотел сам сказать ему. Я хотел, чтобы он услышал это от меня. И я хотел, чтобы он прекратил дальнейшее расследование этого вопроса. Законно или как-то еще. Я хотел, чтобы Кеннеди досталась половина Беллано. И я хотел бы, чтобы все досталось нашей дочери.
Я пытался дозвониться до отца, но он не отвечал. Всю дорогу от магазина я пытался дозвониться, но безуспешно. Когда я подъехал к дому Кеннеди, то мне стало понятно, почему он не отвечал. У него были свои планы на этот счет. Его машина была припаркована там, где раньше стояла моя.
Я схватил пакеты с едой с пассажирского сиденья и пошел к двери, пытаясь сохранить спокойствие. Хотя это трудно было сделать, когда дело касается Кеннеди. Мысль о том, что кто-то... кто-то… причинит ей боль, заставила мою кровь закипать.
Когда я вошел в дверь, они смотрели друг на друга, стоя в прихожей. В руках у Кеннеди был какой-то конверт из плотной бумаги, а сама она была неестественно бледной.
Ее глаза устремились на меня полные сожаления, страха и такой боли, что у меня внутри все сжалось. Я почувствовал, как все во мне стало закипать, как гнев на отца стал заполнять меня.
– Что происходит? Какого черта ты здесь делаешь? – Спросил я Хенслоу Спенсера.
– Риз, – сказал он с удивлением в голосе и выражении лица. – Я был просто... я был... мы были... – Я еле сдерживал себя при виде его усилий придумать правдоподобное объяснение, почему он был здесь. – Я просто догнал Кеннеди. – Я увидел, как он свирепо метнул на нее пристальный предостерегающий взгляд.
Кеннеди опустила глаза и закрыла их прежде, чем заговорить.
– Нет, неправда. Я больше не буду ничего скрывать от него, – тихо проговорила она.
Мое сердце заколотилось, когда Кеннеди медленно подошла ко мне, склонив голову, ее подбородок задрожал. Я догадывался, что она собирается мне сказать. Я уже понимал, как ей тяжело сейчас. Но знать это и услышать это от нее, услышать всю правду из ее уст... это совершенно разные вещи.
– В чем дело, красавица? – Спросил я ее, поставив пакеты с едой, пытаясь поднять ее лицо за подбородок.
Она с трудом сглотнула, и меня немного убивала мысль о том, через что она сейчас проходит, что она должна чувствовать в это момент.
– Риз, тогда в лесу... много лет назад... я знаю, что ты предохранялся, но кое-что случилось. – Она решительно взглянула на меня, но слезы предательски задрожали в ее глазах. – Я забеременела.
Я не стал изображать удивление, или что у меня перехватило дыхание. Но именно по этой причине, из-за боли, которую я испытывал сейчас, наблюдая за ее переживаниями, заставили меня признаться ей, что я уже знал это. Я не смог смотреть, как она мучается. Только не из-за меня. Не тогда, когда я могу помочь облегчить ее страдания.
– Я знаю.
В ее глазах промелькнуло смятение.
– Ты знаешь? Откуда?
– Несколько дней назад мне позвонил адвокат Малкольма и сказал кто такая Мэри Элизабет Спенсер. Она была названа в завещании, поэтому он пытался найти ее.
– Почему ты ничего не сказал? – На ее лице отразилось не чувство гнева, а уже чувство вины.
– Я знал, что ты расскажешь мне, когда будешь готова.
– О, Боже, Риз! – Заплакала она, закрыв лицо руками. Я обнял ее за плечи и прижал к себе, пытаясь хоть чем-то помочь, хотя бы частично облегчить ее мучения.