Ну откуда Эмилиан мог знать, где найти хорошего садовника в загородный дом Миши? А в каком отеле лучше жить в Нью-Йорке? Как есть блюдо в горшочке, поданное на деловом обеде в Брюсселе? Уместно ли одевать Gucci, если собрался на встречу с деловыми партнерами из Британии?
Эмилиан вырос в какой-то деревне, максимум в чем он мог разобраться — как доить коров и пасти гусей. Андрей понимал это, но продемонстрировать невежество там, где он мог блеснуть, не позволяло самолюбие. А вот в сельском хозяйстве он не разбирался. Оставалось только надеяться, что никто не начнет досконально проверять его биографию. К тому же, он и сам ее не знал.
Забывшись, Андрей пользовался ножом и вилкой, соблюдал этикет за столом, с тонкостями, о которых вряд ли был в курсе обыкновенный гастрабайтер. Да и в остальном он действовал на автомате. Кто первый должен заходить в лифт? Когда надо придержать дверь? Эмилиан не знал. И английский язык он не знал. Не могли же ему привить оксфордский акцент в сельской школе? При этом Андрей ничего о себе не рассказал. Особенно его напрягало, если Миша, восхитившись очередным навыком или знаниями своего помощника, восторженно восклицал:
— И откуда ты все это знаешь?
Приходилось врать про интернет, про библиотеки, какие-то книги из читального зала. Конечно же было видно, что все это брехня. Но Миша не спорил, только ласково и грустно улыбался, и морщинки собирались возле его глаз, делая лицо удивительно красивым. Он как будто верил. Или хотел верить. И почти не задавал никаких вопросов. Их разговоры чаще всего носили односторонний характер. Это был ни к чему не обязывающий треп о какой-то ерунде, что-то про путешествия, про цены на стройматериалы, о погоде и природе. Говорил Миша, а Андрей слушал, кивая, с огромным интересом, мысленно возвращаясь в те времена, когда он мог отвечать, без необходимости постоянного вранья. И все равно он чувствовал себя счастливым.
Впервые за четыре года в душе стало как будто полнее. Казалось, они с Мишей не работодатель и подчиненный, а друзья. Как раньше. Приятная иллюзия, от которой жизнь приобретала хоть какой-то смысл. Но однажды директор, ковыряясь вилкой в бифштексе, вдруг произнес:
— А как познакомились твои родители? Андрей ездил в Молдавию?
— Да, кажется… — промычал парень, глядя в тарелку, — он ездил в командировку.
Этот вопрос оказался слишком неожиданным. И ведь придумал же заранее легенду, но, как назло, она вылетела из головы.
— Прямо-таки в командировку? В двадцать лет? — Миша вскинул брови, и тут Андрей сообразил, что он-то в это время был еще студентом! — я думал он никогда не был в Молдавии.
Парень молчал. Смотрел в свою тарелку, не зная, как сочинить историю, если и сочинять-то ничего не хотелось? Затем усмехнулся, отложил вилку в сторону и, посмотрев в глаза своему работодателю, произнес:
— Я не сын Андрея. Мы вообще не родственники.
Михаил в ответ откинулся на спинку стула и, промокнув губы салфеткой, уставился на мальчишку.
— Значит, ты мне соврал?
— Значит, так.
— А кто ты?
— Никто…
— Нет, не ври. Кто ты? Ты же убивался по Андрею. Ты не можешь быть посторонним. — Миша почему-то не был зол на парня, даже, казалось, не был удивлен такому повороту событий.
— Я не посторонний. Но я не могу сказать, кем ему являюсь. Я знаю, что вы меня взяли на работу, потому что хотели помочь сыну друга. Но я не сын.
— Ты прав, я тебя взял на работу именно по этой причине, — кивнул мужчина, не спуская глаз со своего собеседника. Миша такой был всегда: мог признаться в том, что остальные предпочли бы скрыть. И эта непосредственность цепляла. Андрей же чувствовал стыд и досаду. Он не мог ответить тем же. Той же искренностью. Сидя за столом, он не ел, не мог есть. И где только его хваленая выдержка и умение «держать лицо»? Еще не хватало заплакать!
— Я так понимаю, что могу быть свободен?
— Что ты имеешь ввиду?