Приняв его молчание за утвердительный ответ, Гарретт беспристрастно спросила:
– Ты его убил?
– Если я отвечу, то моя жизнь окажется в твоих руках.
– Я к этому привыкла.
"Так и есть", – с удивлением подумал Итан. По всей вероятности, она имела дело с вопросами жизни и смерти чаще, чем он. Глядя ей в лицо, Итан медленно произнёс:
– Я помог инсценировать смерть и тайно вывез его из страны в обмен на информацию.
– О чём?
Итан заколебался.
– О заговоре с участием правительственных чиновников. Если мне удастся разоблачить их, бог даст, это того стоит.
– Нет, если ценой всему твоя жизнь.
– Что стоит жизнь одного человека в сравнении со многими.
– Нет. – Слова Гарретт звучали сейчас очень настойчиво, её рука сомкнулась на отвороте его рубашки. – За каждую жизнь стоит бороться.
– Верить в такие вещи - твоя работа. Моя - верить в обратное. Поверь мне, я расходный материал.
– Не говори так. Скажи, что ты планируешь...
– Гарретт, – мягко прервал он, обхватив её голову руками, – не в моих правилах прощаться. Вместо этого, я тебя поцелую.
– Но...
Итан накрыл её рот своим. Ему казалось, будто он пробежал сквозь тысячи мрачных ночей, сталкиваясь только с насилием, и в прохладное весеннее утро наткнулся на какое-то безмятежное место. С Гарретт он приблизился к ощущению счастья, как никогда за всю свою жизнь. Но, как и все моменты исключительной радости, он был омрачён печальным осознанием своей быстротечности.
– Забудь меня, – прошептал он, когда их губы разомкнулись.
И быстро ушёл, не оглянувшись.
На следующее утро, Гарретт очнулась от беспокойного сна, и начала день как обычно: разбудила отца, дала ему лекарство и, читая газету, позавтракала хлебом с маслом и чаем. Прибыв в клинику на Корк-стрит, она проверила пациентов, поступивших ночью, сделала записи в их картах, дала инструкции медсёстрам и начала принимать пациентов по записи.
На первый взгляд, всё было как всегда. Но в глубине души она чувствовала себя одновременно несчастной, витающей в облаках и пристыженной. Попытки привести себя в порядок отнимали много сил.
Увидит ли она когда-нибудь Итана Рэнсома снова? Как, во имя господа, можно забыть его после всех тех вещей, которые он с ней вытворял? Каждый раз, когда Гарретт задумывалась об этих умелых мужских руках, медленных поцелуях и тихом шёпоте, ей хотелось растечься лужицей на полу. "Ты и я в кромешной тьме... это моё единственное желание”.