- Пора, - повторил Ширра, отводя за спину свои крылья. - Тебе нужно снова почувствовать ветер. Сейчас, Трис. Давай, а то будет поздно.
Я молча кивнула, заставила себя отступить на шаг и повернулась к краю обрыва. Не хочется этого делать именно сегодня, но другого шанса действительно может уже не быть: прошел целый месяц с того времени, как я потеряла крылья. Трудный, бесконечно долгий месяц, за время которого я чуть не сошла с ума. Аллиры так отчаянно не желали чего-либо менять в себе, так яростно не хотели отказываться от многовековой вражды, что я уже не знала, как мне быть и что сделать, чтобы вечное противостояние между ними и Шиирами хоть немного поутихло.
Я знаю: нам еще предстоит очень много работы. Знаю, что мне придется потратить немало времени, чтобы Аллиры приняли хотя бы мысль о том, что Шииры им больше не враги. Я уже заставляю их вместе патрулировать наши общие территории. Пристально слежу, чтобы не возникало никаких конфликтов. Я каждый день напоминаю Гаори о том, кому они обязаны моим возвращением. И каждый день Ширра делает у себя в Иире то же самое. Причем, у него это получается даже лучше, потому что вчера его отец дал согласие на мое появление в своем доме. И только вчера я получила от него личное приглашение, в котором стояло лишь одно жесткое условие: я должна была появиться в Иире без помощниц, спутниц, подруг или просто сопровождающих. Даже без Рума. То есть, совсем одна. Потому что отец Ширры не желал проливать кровь в священном для него месте. И потому, что Аллиры (с чем я была вполне согласна) в данный момент гораздо острее переживали мое непонятное положение, из-за чего могли повести себя совершенно непредсказуемо.
Конечно, когда-нибудь я найду способ примирить две половинки нашего несчастного народа. Я непременно поговорю с шаддарами, побываю на Аллее Павших, взгляну на статую, поставленную в честь моего отца, и сделаю все, чтобы его смерть не была напрасной. И пусть это займет десять... двадцать... хоть тысячу лет, но я сделаю это. Я заставлю Аллир перестать смотреть на Шииров, как на врагов. Заставлю их увидеть истину и понять, что на самом деле их давняя вражда, выросшая из простой обиды, не стоила тех смертей, которыми все мы заплатили за свою гордыню. Я непременно сделаю это. Обещаю. Ради себя, ради Ширры, ради наших детей, которые, смею надеяться, когда-нибудь появятся, но уже не узнают этого страшного слова "война". А еще - ради новой жизни, своих сломанных крыльев и тех маленьких Аллир и шаддаров, которые больше не будут ненавидеть друг друга.
Впрочем, мои крылья доставляли сестрам гораздо больше беспокойства, чем даже мне. Как привыкла я без них обходиться, так и не особенно страдала, когда их не стало. Правда, из-за этого пришлось терпеливо выдерживать преувеличенную опеку Рума и Гаори, но это не страшно. Главное, что Ширра все время находился поблизости, а когда все надоедало, он с легкостью уносил меня и от вредного духа, и от настырных сестер, и от назойливого внимания советниц.
И вот сегодня, наконец, наступило полнолуние. Настало время, когда положенные мне по статусу крылья заново отросли и теперь вызывающе белели в темноте, превращая меня из обычной бледной немощи в немощь бледную, но теперь еще и летающую. Впрочем, Ширра прав: мне надо снова полететь. Надо восстанавливать родовую память. Вот только не хочется делать это именно сейчас, когда мы, наконец-то, остались одни, а он вдруг оказался так близко, что у меня едва сердце не останавливалось от волнения.
Минута молчания. Мягкий желтый свет от выглянувшей из-за тучек луны. Неровное биение сердца. Короткий взмах и...
- Лети! - шепчет за спиной невидимый Ширра.
- Лети... - мягко подталкивает в спину ветер.
- Лети, - ласково приглашает выглянувшая из-за туч луна, и я вздрагиваю от пронзившего мое тело Зова.
А дальше все происходит мгновенно: луна всегда действовала на меня очень странно. Вот и сейчас: вроде бы я только-только качалась на краю, аккуратно ловя кончиками крыльев поднявшийся ветер, а в следующий миг я уже не чувствую тела, не чувствую ног, рвусь вперед на неслышный зов своей давней подруги. Взлетаю без усилий, с каждым мгновением оставляя землю все дальше. И мчусь... лечу... всей душой стремлюсь вперед - туда, где ласково улыбается моя вторая половинка и где медленно просыпается неумолимое желание Танцевать.
Что это?
Тьма? Свет?
Танец или полет?
Жизнь или смерть?
Взлет или падение?
Не знаю. Я не могу отличить одно от другого. Кажется, все происходит одновременно. Свет мешается со мраком, мрак переплетается с тенью, холод - с жарой, ветер - с дрожащими от напряжения крыльями. Я лечу... нет, я танцую под полной луной, незаметно закручивая из воздуха тугие снежные вихри. Слушаю ночь, чувствую на плечах ее прохладные ладони и покорно следую за ней, не отдавая себе отчета в том, зачем и почему вообще куда-то иду.
Передо мной нет никаких дорог.
За моей спиной нет никаких дверей. Под ногами нет опоры. На крыльях нет дополнительной поддержки. Все очень зыбко. Скользко. Темно и непривычно. Но мне не страшно. Мне почему-то совсем не хочется останавливаться, а крылья сами несут меня прочь, следуя за медленно уходящей ночью и красавицей луной, не дающей мне потеряться.
Пока танцую, что-то настойчиво щекочет мне кожу на пальцах. Короткий миг... мимолетное удивление, наполненное желанием знать... и вот я уже держу в руках какие-то нити. Тонкие, полупрозрачные, чужие. Невероятно хрупкие с виду, но при этом настолько твердые, что их почти невозможно порвать. Впрочем, нет. Именно я как раз могу их разрезать - когтями, зубами или такими же наростами на теле, как у любого шаддара. Медленно перебирая их пальцами, я откуда-то понимаю, что действительно могу все, но при этом точно знаю, что для этого еще не настало время.
Потом я снова лечу, без сожаления выпуская оставшиеся где-то вдалеке нити. Вижу рядом с собой голубоватое мерцание незнакомых звезд. Яркий свет далеких светил, которых никогда не было в нашем небе. Призывный блеск крохотных шариков-миров, в каждом из которых когда-то были такие же Танцующие. Слыша их ласковые голоса, у меня на краткий миг появляется нестерпимое желание им поддаться, но память настойчиво шепчет: нельзя... не твое... вернись... и я просто пролетаю мимо, совершенно точно зная, что когда-нибудь сюда еще вернусь.
А потом луна становится так близко, что почти касается моей макушки.