- Это немыслимо, мама! - не сдержав своего возмущения, громко воскликнула Альвина. - Ты как будто не слышала, что я тебе рассказала! Это я виновата перед ним, мама! И он не имеет права забрать и тебя, по крайней мере, пока не может это сделать!
- Нисколько ты не виновата, ну подумаешь, разыграла мальчика, зато в конечном итоге он оказался по-настоящему женат на тебе. Так что должен благодарить, а не винить. И если ты забыла, то я помню, что отец твоего дорого Себастина виноват в том, что мы все потеряли! Да и Себастин, если ты помнишь, громил наш замок. Так что это он кругом виноват, а не ты. И он должен искупить свою вину.
- Мама! - возмутилась Альвина. - А что ты же не вспоминаешь, что отец тоже виноват в наших бедах, может даже намного больше, чем герцог Адъяр и его сын. Как он мог так поступить с нами, мама? На что он рассчитывал, организовывая заговор против короля?
- Прекрати! - строго сказала герцогиня. - Твой отец был честным, благородным человеком и не мог спокойно жить, зная, что на троне сидит узурпатор. Во всем виноват этот бастард Флориан и его прихвостни, такие же негодяи, как и он.
Девушке пришла в голову мысль, что, возможно, мать не так уж и невиновна.
- Ах, мама, мама, - тяжело вздохнув, почала головой Альвина.
- Сделаешь все, как я скажу. Твой муж уедет один, без тебя, а мы подождем, пока он добьется моего помилования, если хочет получить тебя, то пошевелится. А ты должна потребовать от своего мужа создать здесь соответствующие нашему положению условия. Пусть купит дом, помнишь тот, в котором мы жили первый год? Еще потребуй, чтобы он оставил побольше золота и денег, но теперь я буду ими распоряжаться, а то ты неизвестно куда дела все, что мы привезли сюда. На что ты потратила наши деньги, Альвина? Почему у нас ничего не осталось?
Альвина пораженно смотрела на мать. Все эти годы она старалась как могла вести дом, экономить средства, считала каждую копейку. Да, когда приехали в этом богами забытый город, Альвина не сразу поняла, что деньги надо не просто экономить, а строжайше экономить. Но ведь золото и деньги, которые она смогла достать из тайника вообще могли им не достаться. И как бы они тогда жили? Когда деньги, золото, драгоценности почти кончились, Альвина стала продавать одежду, мебель, хорошо, что желающих купить было хоть отбавляй. И мать никогда не интересовалась, откуда дочь берет деньги, с чего вдруг они меняют дом, почему ее гардероб поредел, только недовольно морщилась и выговаривала ей, перестав получать на завтрак то, что любила и еще больше замыкалась в себе. Герцогиня жила в каком-то своем мире, отгородившись от дочери. И только хмельная она в какой-то мере возвращалась к себе прежней, но это нисколько не радовало Альвину. Мать, оживавшая после приема вина, быстро впадала в буйство и успокоить ее было трудно. Наутро герцогиня мучилась похмельем и не помнила, что было накануне. Или делала вид, что не помнит? Эта мысль, пришедшая только сейчас, подступила невыносимой горечью к горлу.
И вот мамочка очнулась, воодушевилась, вполне в трезвом виде, но ничем хорошим это для Альвины, похоже, не обернется.
- Мама, то есть ты хочешь, чтобы я шантажировала Себастина? Не будет помилования матери - не получишь жену. Так что ли? А тебе не приходило в голову, что он столько лет даже не вспоминал про меня. Так с чего ты решила, что он и дальше не сможет жить без жены? Не боишься - если мы выставим твои условия, Себастин просто уедет и забудет про меня уже навсегда?
- Доченька, - хитро прищурилась герцогиня, - Себастин не просто так приехал. Ты ему понадобилась, это - несомненно, иначе он бы не появился здесь. Так что ты ему, думаю, очень нужна и он выполнит наши условия.
- Какие условия я должен буду выполнить? - внезапно раздавшийся голос заставил женщин повернуться к дверям.
В проеме стоял герцог и хмуро разглядывал герцогиню и ее дочь. Альвина подумала, что они с матерью так увлеклись разговором, что не услышали, как Себастин открыл дверь. Вот интересно, сколь долго он там стоит?
- Вам не кажется, ваше сиятельство, - раздраженно произнесла девушка, - подслушивать под дверью не достойно герцога Адъяра?
- Это не вам решать, Альвина, что достойно герцога, а что нет, - отозвался Себастин, проходя в гостиную и останавливаясь напротив кресел, где сидели женщины, - вы и раньше не очень-то были любезны, а в этой глуши вообще потеряли остатки своего воспитания.
- Ну что вы, Себастин, - защебетала герцогиня, ей пришлось высоко поднять голову, чтобы говорить с мужчиной, - вы все не так поняли. Как мы можем ставить вам какие-то условия! Мы можем только просить вас выполнить наши пожелания. И да, вы, конечно же, правы, мы совсем одичали в этой глуши. Но как только попадем в приличное общество, соответствующее нашему происхождению и воспитанию, так сразу же все образуется, наладится. Знаете, есть такая поговорка - с кем поведешься, от того и наберешься. В этом ужасном городе, сами понимаете, нет обходительных, галантных и не побоюсь этого слова, породистых аристократов. Откуда им здесь взяться? И мы, несмотря на врожденное благородство, утонченность, видимо, начали скатываться до их уровня. Но, я еще раз посмею повторить - все быстро вспомнится, исправится, как только мы попадем в подобающее нам общество.
- Вы уверены в этом? - вкрадчиво спросил мужчина.
- Конечно, - твердо ответила герцогиня.
- Ну-ну, - недобро усмехнулся Себастин, - только вот какая незадача, леди Инесса, вы остаетесь здесь и продолжите общаться с грубыми, невоспитанными и незнатными горожанами. Так что, увы, вам еще очень долго придется скрывать свои врожденные воспитанность, доброту, тактичность и изысканность. А ваша дочь поедет со мной и, надеюсь, все же проявит присущие ей доброту, обходительность, уважительность к другим.
Фразы были напитаны иронией, это Альвина уловила. Ну да, она никогда не страдала всепрощением, деликатностью. И что с того? Будь она мягкой, ранимой, сломалась, не выдержала бы всего того, что ей пришлось пережить.
- Нет, Себастин, - победно улыбнулась герцогиня, - вы ошибаетесь, Альвина не поедет с вами никуда, пока вы не добьетесь моего помилования. Она, как примерная, любящая дочь, не бросит на произвол судьбы свою мать. А если вы попробуете увезти ее силой, то мы будем отчаянно сопротивляться. И я обращусь к королю, пусть он защитит нас, слабых женщин, от произвола и насилия.
Герцог презрительно, как казалось Альвине, кривил губы, рассматривая женщин, и не торопился высказаться.