Он смотрел на ее заострённые скулы, на аккуратные брови, длинные ресницы. Волосы были слегка спутаны, но все ещё выглядели здоровыми и сильными. Когда он увидел ее впервые, то удивился их насыщенному цвету зрелой пшеницы. Волосы — единственное, наверное, что осталось от той её. Ее прежней.
— Знаете, я в школе была отличницей, — начала она, как всегда неожиданно и будто откуда-то с середины.
Он часто думал, что она о чем-то размышляет в своей голове, а потом просто начинает произносить то, о чем думает в этот момент. Иногда было сложно уследить за ходом ее мыслей. Но он старался. Чертовски старался.
— Я шла на медаль. Золотую. Правда, потом заболела, пропустила много, и в итоге закончила школу серебряной медалисткой. Неплохо, но не совершенно. А хотелось совершенно, — она усмехнулась сама себе. — Помню, как меня папа с мамой успокаивали, говоря о том, что девяносто восемь процентов детей закончили школу вообще без медали. Но мне было плевать на эти проценты. Я хотела быть лучшей. Во всем. Поступила я с самым высоким баллом, между прочим. Меня сразу сделали старостой, я была активисткой. Везде участвовала, везде побеждала. Везде была первой. Только потом дошло, что не это важно. Знаете, здесь дошло, — она обвела рукой комнату. — Но тогда не понимала. У вас есть дети?
Снова мимо темы, снова неожиданно.
— Да, — он прокашлялся. — Дочь.
— Сколько ей? — она шмыгнула носом и затушила окурок сигареты.
— Семнадцать.
— Выпускница? — слегка улыбнулась она.
— Да.
— Берегите ее. И скажите, что победа — не главное. Пусть не забывает жить.
— Она не помешана на учебе, — усмехнулся он, вспоминая свою дочь-подростка. — Скорее, напротив.
— Знаете, может, так и лучше. Помимо учебы есть много хороших и интересных вещей.
— Да? — он чуть отодвинулся и прислонился спиной к стулу. Вчерашний день в офисе под работающим кондиционером дал о себе знать болью в пояснице.
— Конечно. Любить надо, — она улыбнулась, и на миг ему показалось, что он увидел ту самую девочку, с которой познакомился всего лишь месяц назад.
Но потом ее лицо вновь накрыла безэмоциональная маска равнодушия.
— Я ей передам, — сказал он, не зная, что ещё на это ответить.
Она снова замолчала, уставившись в крохотное окно у самого потолка. В нем был виден кусочек голубого-голубого неба.
— Там солнечно? — спросила она, снова меняя тему.
— Да. Безоблачно. И жарко, — словно в подтверждение своих слов, он слегка расслабил и оттянул галстук. Его далеко не новая рубашка была потёрта на воротнике. Его шея с однодневной щетиной слегка покраснела.
— Это хорошо. Жарко — значит, лето. Лето — это хорошо. Мы с ней впервые увиделись летом, — сказала девушка, продолжая смотреть в окно на голубой прямоугольник. — Я перешла на второй курс, был конец августа, и я пошла на собрание студсовета. Она была новенькой. Ее взяли как преподавателя политтехнологии и сразу сделали заведующей по студенческим активам. Студсоветы, мероприятия, все студвёсны, матпремии и прочая чушь — всем этим теперь заведовала она, как самая молодая из преподавателей. Все считали, что ей будет проще найти с нами общий язык. Ей сколько... тридцать пять было. А остальным преподавателям минимум на десять лет больше. Не думаю, что у неё был особый выбор. Прежняя заведующая в декрет ушла, оставив ей всех нас. Так и познакомились. Знаете, она сначала особняком держалась. Ни с кем особенно не общалась, кроме как по организационным вопросам, никого не выделяла. А мне так хотелось, чтобы она меня заметила. Так хотелось быть лучше всех, чтобы она посмотрела на меня. Чтобы знала, что я, я номер один. Не поверите, полгода ушло. Полгода я за ней, как собачка. Потом мы пошли кофе пить после того, как вместе сценарий мероприятия придумали. Точнее, нас было человек шесть, но после кафе я ее до дома проводила. Понятия не имею, почему меня тянуло к ней так. Она красивая очень, знаете. Голос у нее такой... завораживающий. На ее лекциях, предмет, к слову, скучный до ужаса, все молча сидели — слушали. Она говорила красиво. Интересно слушать было. Все ее переливы, интонационные особенности, тембр. То вверх, то вниз. Не то монотонное бормотание, к которому мы привыкли, а другое что-то. Я могла часами ее слушать. Часами. А волосы у неё... Знаете, цвет есть такой — называется «орех итальянский»?
Он отрицательно покачал головой.