– Я их больше не знаю, – выдыхаю, голос дрожит, и, если честно, мне сейчас кажется, я вообще никаких слов не знаю.
Пальцы со щеки медленно опускаются на шею, и, затаив дыхание, я ловлю каждое их движение. Сначала ямочка меж ключиц и дальше вниз по животу. Прикусываю губу, потому что мне очень хорошо и очень плохо одновременно. Потому что, ты знаешь, после получаса – получаса? – мучений, это самая худшая пытка. Пальцы наконец находят место, к которому пару мгновений назад был прижат вибратор, и меня буквально выгибает от прошибающего импульса.
Шея обнажается для поцелуя, и он целует.
Я почти тебя ненавижу, ты же знаешь, что это против правил, а я даже врезать не могу. В какой-то момент он смотрит в глаза мне, задыхающейся, судорожно сглатывающей слюну, и ловит момент, когда с губ срывается очередной стон, потому что его пальцы проникают внутрь.
Я дёргаюсь, подаваясь бёдрами навстречу, раскрываясь поступательным движениям, и тогда он ловит мои губы и втягивает в глубокий поцелуй. У него сегодня горький вкус, кофе, и судя по тому, как быстро меня опьяняет до невменяемого состояния, он подливал туда ром.
Соски трутся о жёсткую ткань его военной формы, и мне не хочется думать вообще, ни о чём больше. Где-то в районе солнечного сплетения зарождается вспышка света, долгожданная и внезапно ослепительная, проходит волной по мышцам, и я обессиленно упираюсь щекой в его плечо, потому что, кажется, не могу теперь даже сидеть.
На землю опускает, наверное, через минуту только. И этот звук – до меня доходит, очень медленно доходит – стук в дверь. И если верить заведённым здесь обычаям, следующей должна опуститься ручка, и она действительно – действительно – медленно едет вниз. Сердце роняет себя куда-то в пятки, сообщая, что я сейчас где-то на грани обморока.
– Тс-с-с… – Князь прикладывает палец к губам, едва я успеваю открыть рот.
В его глазах столько лукавства, что хватит на завтрак, обед и ужин, и мне хочется наорать на него: ты что, серьёзно, что ли, это всё сейчас серьёзно что ли – но губы закрывают ладонью прежде, чем у меня получается.
Дверь не поддаётся.
– Ладно, не открылись ещё, загляни попозже, – вздыхают по ту сторону двери, а потом шаги удаляются.
– Мы всё это время были заперты? – я звучу так, как будто у меня нет голоса вообще, но это потому, что я только что прокусила себе язык и мне сейчас очень больно.
– Нерабочие же часы ещё, – Князь пожимает плечами и опускается обратно в кресло, как бы всем своим видом неистово намекая: «произошёл троллинг».
И я прикусываю язык сильнее, пока он не узнал, какие глубины термина «обсценная лексика» мне только что открылись.