Как только день начал гаснуть, войско Отерхейна завершило последние приготовления и тронулось в обратный путь. Настроение победителей отметилось радостным возбуждением, они обсуждали схватку и хвастались собственной доблестью. То тут, то там раздавались отрывки бранной песни:
Горячая кровь на холодной стали!
Мы пришли, хотя нас не звали!
Мы стаей волков, кровь учуявшей, стали!
И мы искупаемся в вашей крови,
И не вернетесь вы с этой войны!
Все оказалось даже проще, чем они предполагали: союз племен разгромлен, выжившие взяты в плен. Теперь дикарей, лишенных оружия и связанных, вереницей вели вслед за отбывающим войском. Пленные потупили взгляды, и в них читалась смесь отчаяния и злобы. Интересно, а чего они ждали, столь безрассудно выступая против могущественной империи?! Немногие вояки смогли удержаться от того, чтобы посмеяться над глупостью варваров.
Когда день догорел окончательно, кхан приказал остановиться: теперь спешить было некуда, и войску лучше отдохнуть, чем тащиться по ночной степи.
"Вот и все, – думал Элимер. – Теперь угрозы на границах нет, поселенцы, если вздумается, могут занимать леса. Только зачем? Разве что как охотничьи угодья… А куда, интересно, запропастился Видольд? Пора бы ему выяснить, кто вел дикарей".
Словно в ответ на эту мысль, позади него раздалось легкое покашливание. Элимер резко обернулся:
– Кхан! – услышал он в тот же миг.
– Видольд! Сколько раз я говорил: не подкрадывайся!
– Ну, извини. Старая привычка. Я узнал.
– И?
– Тебе сразу указать главаря, или хочешь спросить что-нибудь еще?
– А ты разве выяснил в чем смысл этого тщательно спланированного самоубийства?
– Ну, не то, чтобы… Но кое-что интересное услышал.
– Говори.
– Их шаман что-то там напророчествовал перед смертью. Вот они и ринулись на Отерхейн.
– Что именно?
– Понятия не имею. Я и это понял только из их ругани и проклятий. А как спросил – так они и замолчали.
– Знаменитое дикарское молчание? Понятно. Хотя неплохо бы разузнать поподробнее. Предсмертное прорицание – не шутки. Хорошо, веди, покажешь мне их вождя.