При мыслях о любовнике Гиллары лицо его болезненно скривилось, исказив точеные черты. Сейчас Аданэй мог показаться даже уродливым. Так случалось всегда, когда он сильно злился. А потому, обычно кханади усилием воли обращал злобу, отразившуюся на лице, в холодную маску: надменную, снисходительную и – красивую.
Советник давал ему повод для злости, постоянно напоминая о его рабском положении и называя не иначе, как "мальчишка" или "щенок". Сколько еще терпеть подобное? Пока он окончательно не потеряет чувство собственного достоинства? Впрочем, он его уже утратил. Сначала Дом красоты, потом многочисленные надсмотрщики, Элимер и, наконец, Гиллара с Ниррасом. Однако придется пройти этот путь до конца. А вот потом уже можно будет подумать о мести. В первую очередь, Элимеру. А потом, может быть, Ниррасу. Надсмотрщики его не волнуют, они всего лишь жалкие людишки, никчемная чернь, что с них взять!
А Лиммена полюбит его, полюбит Айна. Он костьми ляжет, но добьется своего. Все будет так, как задумала Гиллара. Женитьба на ее дочери, освобождение от рабства и, наконец – трон Илирина. И Отерхейна.
Стараясь честолюбивыми замыслами отвлечься от сомнений и неуверенности, Аданэй пересел ближе к фонтану. На него покосились, но ничего не сказали.
Скоро в коридоре послышались тяжелые шаги, и на пороге залы нарисовался светлобородый великан. Рабы при его появлении поднялись, а разговоры и смешки тут же смолкли. Аданэй последовал общему примеру: как и предупреждала Рэме, он сразу понял, что перед ним Уирген – главный надсмотрщик. Этот могучий мужчина обладал жестким, поросшим щетиной лицом и узкими глазами, в глубине которых теплилась веселая искорка. За спиной надсмотрщика Аданэй заметил изящного, тонкого юношу. Именно он, а не Уирген приковал его взгляд. Юноша стоял, небрежно облокотившись о стену и свысока поглядывая на рабов.
Уирген, важно обойдя невольников, остановился напротив Аданэя.
– Ты! Говоришь по-илирински?
– Да.
– Когда говоришь "да", раб, нужно добавлять "господин". Понял, бестолочь?
– Да, господин, – процедил Аданэй сквозь зубы, найдя в себе силы придать лицу выражение покорности. Не время, еще не время показывать свой нрав.
– Так-то лучше, – Уирген задумался. – Ума не приложу, чем тебя занять.
И тут же разразился громогласным ревом, воздевая вверх руки и отчаянно жестикулируя.
– Продохнуть невозможно от этих проклятых рабов! Мне их занять нечем, а их все везут и везут. И живут они тут в свое удовольствие! Чуть ли не лучше господ устроились. Дармоеды! Ну, чего вылупились, олухи?! – Уирген гневно обернулся к рабам, опустившим головы под его грозным взором. Но Аданэй успел заметить на лицах многих тщательно скрытые улыбки. Видимо, гнева белобородого великана здесь не особо опасались.
– Что, не правду говорю? – продолжал бушевать надсмотрщик. – Бездельники! Только и знаете, что дрыхнете, шляетесь по дворцу да жрете, яко свиньи. И хоть бы прок какой! Так нет ведь, сплошные расходы! Кнута на вас нет! Будь я на месте царицы, отправил бы всех на скотный двор, по-другому бы у меня запели!
– Ты забываешься, Уирген, – раздался надменный вальяжный голос: это заинтересовавший Аданэя юноша отделился от стены. – Не тебе судить Великую Царицу. Что бы повелительница ни делала – все правильно и все в ее власти.
– Оно, конечно, верно, – смутился великан. – Я просто хотел сказать…
– Я знаю, что ты хотел сказать. Слышу это не впервые и уже выучил твою речь наизусть, – юноша усмехнулся, но как-то недобро
– Ладно. Пусть так, – Уирген насупился и вновь постарался придать себе грозный вид, надеясь вернуть пошатнувшийся авторитет.
– А ты, – он ткнул Аданэя пальцем в грудь, – ты, конечно, как и все, будешь дрыхнуть, шляться и жрать. И зачем вас так много! – все-таки не сдержался надсмотрщик, очередной раз воздел руки к небу и, широко расставляя ноги, покинул залу. Юноша двинулся за ним смуглой тенью, плавным движением прикрыв за собой дверь.
Аданэй в который раз задумался, насколько же богат Илирин, если рабов здесь так много, что большинству из них не приходится работать. Но, возможно, это только в царском дворце?
Не удержавшись, он тихо спросил у сидящего рядом мужчины:
– Кто это?