— С Новым годом, папа!
— И тебя, мой дорогой! Как ты вырвался?
— Сейчас можно. У офицеров и прапорщиков тоже есть новогодняя ночь.
Арсений как был в шинели и шапке, так и стоял.
— Здравствуйте. — Из-за спины Храповицкого-старшего выглянула миловидная женщина лет тридцати. — Раздевайтесь, что же вы встали?
Арсений, сев за праздничный стол, понял, как он соскучился по таким вот домашним посиделкам. Женщиной, проводящей новогоднюю ночь с его отцом, была та самая Аня, что когда-то ухаживала за отцовскими родителями, потом они прописали ее в этой квартире, и она, когда Арсений и Олег Александрович прибыли в Ленинград, сказала, что квартира по праву их и она на нее не претендует. Отец представил их друг другу.
«Вроде бы отец говорил, что она замужем. Дети есть. Хотя не мое это дело», — размышлял Арсений.
Они все втроем мило пообщались какое-то время, и Арсений решил, что ему пора уходить. Пусть отец останется вдвоем с той, кого пригласил. Он имеет на это право. Он еще в самом соку. Но куда идти? В казарму пока рановато. Зачем тогда с таким риском, да еще в форме, выбирался из нее?
Пришло в голову позвонить Кате. Номер он тогда, после их случайной встречи на танцах, запомнил. Память на цифры его не подвела.
Вряд ли она, конечно, дома. Но вдруг…
На том конце трубку взяли почти сразу.
— Привет. С Новым годом. Это Арсений.
— Привет! И тебя с Новым годом!
— Что делаешь?
— «Голубой огонек» досматриваю. А ты?
«Голубым огоньком» в СССР называлось новогоднее шоу с участием всех звезд советской эстрады, театра и кино. Особым почетом тогда пользовались разного рода шутники, пародисты и куплетисты. Их номера ждали с куда большим энтузиазмом, чем выходы Кобзона, Лещенко и Эдиты Пьехи. Волновались также и за то, как будет выглядеть, какой наряд продемонстрирует Алла Пугачева, в народе чаще всего прозываемая Пугачихой.
— Я ничего особенного не делаю.
— Ты в казарме?
— Нет.
— Что значит «нет»?
— То и значит. В самоволке я. Но это не страшно.
— Как не страшно? Ты меня такими ужасами пугал в прошлый раз.