— Иди отдыхай. Я тебе постелила. У Димки на раскладушке. Сейчас я оденусь и спущусь за ним. Ишь ты, гулять он вздумал! — Светлана Львовна нагнулась и достала из обувного шкафа сапоги.
— Не надо, мама! — Арсений взял ее за локоть. Потом отпустил. Светлана Львовна вопросительно смотрела на него. — Он сегодня заночует у Аглаи. Так будет лучше. Ему нужно время, чтобы все пережить.
— Что пережить? Что случилось? На вас напали? Ты пьяный? Ты его напоил? Вы выпили? Ему плохо? Говори! — завопила женщина.
Саблин на ее крик вышел в прихожую.
— Я ему все рассказал. Про твоего Волдемара. Вон про него. — Арсений подбородком указал на объект своей ненависти.
— Что рассказал? — еще не ощущая масштаба катастрофы, спросила Храповицкая.
— Что он твой любовник. Что из-за него ты выгнала отца. И меня. И что он сидел в тюрьме…
— О боже! — Светлана села на табуретку в коридоре и схватилась за сердце. — О боже…
Саблин кинулся к Свете, вмиг побелевшей.
— Что? Сердце?
Та кивнула.
— Какие лекарства дома есть?
— Там аптечка в кухне. Что-то вроде было. — она застонала.
Саблин, зло глянув на Арсения и укоризненно покачав головой, поспешил в кухню. Арсений смотрел на мать. Узнавал и не узнавал ее. Родная чужая женщина.
Вскоре Волдемар вернулся и дал Светлане нитроглицерин. Потом помог ей подняться и повел в спальню.
Арсений остался в прихожей. Его обуревало чувство, что он победил и теперь один наслаждается видом опустевшего поля битвы.
Никого не было жалко.
И себя тоже.
Он тихо разделся и прошел в Димкину комнату. Растянулся на раскладушке. Рядом лежали домашние штаны и пижама. Видимо, братнины. Дедовского спортивного костюма нигде не было. Мать, видно, убрала его куда-то. А как хорошо было бы сейчас надеть его, закутаться в одеяло, согреться. Голова немного кружилась. Перед тем как заснуть, он успел подумать: Саблин с мамой, Аглая с Димкой, а я никому не нужен.
Если бы Лев Семенович слышал то, что происходило в коридоре, он, наверное, не выдержал бы.
Но старый композитор крепко спал.
* * *