Незнакомка, тихонько выругавшись, поддела автомат носком ботинка. Нери с удивлением отметил, что шнурки на её миникаперских ботильонах разного цвета. Да и сама она походила на дочь матёрого миникапера. Её олдскульный шмот вышел из моды лет десять назад!
Может, у этой барышни тоже диссоциация?
Исключено. Пре-имаго с грубыми поломками и дефектами психоструктуры вот уже лет сорок как не допускаются до получения образования третьего этапа. От одной мысли об этом похолодело за грудиной. Если всё раскроется, дорога к хорошей профессии и благополучию будет навек закрыта.
— Миа, долго ты ещё будешь укрощать эту штуковину? — раздался возмущённый голос из хвоста очереди. — Не одна ты здесь хочешь есть.
— Погоди! — отозвалась девчонка, в очередной раз пытаясь активировать чип.
Автомат снова отозвался рассерженным гулом. Кормить бедную голодную девочку он не собирался.
— Не видите что ли, не работает он, — Миа ещё раз пнула металлический агрегат. Автомат негромко затрещал в ответ. — Смотрите сами!
— Хватит отыгрываться на автомате! — закричал худенький паренёк за спиной Нери. — Если у тебя мораторий, никто в этом не виноват! Нужно лучше изучать свои дорожные карты!
— Какой мораторий? — ответил ему заискивающий женский голосок. — Жрать надо меньше, только и всего.
Очередь, раззадорившись, загудела, подобно улью разъярённых пчёл, в который тычет палкой малолетний глупец. Но Миа, к удивлению, сдаваться не собиралась. Девчонка самоотверженно ждала, когда аппарат соизволит выдать еду, но вновь и вновь он лишь сердито гудел ей в ответ.
— Потише! — леденяще спокойный голос заглушил остальные. Конечно же, Гандива 2, неизменный староста потока, с его стремлением всегда наводить порядок как всегда встрял, когда это не нужно. — Уважайте других, бескультурные несоциализированные особи!
Нери не любил Гандиву с его вечно лоснящимся, красным лицом, крысятничеством и двойными стандартами, но сейчас был ему очень благодарен. Мало кто из студентов мог держать железной хваткой весь поток. Но в этот раз внушение Гандивы не произвело впечатления на студентов. Лёгкая мишень перед глазами — отличная причина, чтобы забыть нормы общения и предать нравственность. Гул нарастал, голоса вопиющих переполняло возмущение. Столовую накрыла массовая истерия. Какофония звуков сотрясала воздух, и Нери не решался повернуть голову и посмотреть, что происходит. Он по-прежнему держал в поле зрения автомат, выдающий обеды, и девчонку, уже не столь самоуверенную.
Истерика на ровном месте перерастала в скандал. Сзади падали, звонко ударяясь о пол, столовые приборы, разбивались стаканы. Доска нарушителей на факультете, определённо, пополнится завтра десятком, а то и двумя, знакомых имён. Предугадывать последствия своих действий и уметь обдумывать каждый шаг — истинное искусство, наслаждаться которым может не каждый.
Скользкая змея раздражения подняла голову у самого сердца и готовилась зашипеть. Чтобы дать выход эмоциям, Нери принялся отбивать ритм носком ботинка, считая удары.
Десять, двадцать, сорок два…
— Гопники допереломные, — прокомментировал Гандива бесстрастным тоном.
— А не заткнуться бы вам?! — Миа бросила в толпу едкий взгляд.
— Да, — услышал Нери издалека свой голос: ровный, привычно монотонный и спокойный. — Не заткнуться бы вам?!
Студенты удивлённо перешёптывались. В Нери копьями вонзилась череда любопытных взглядов, полосуя тело. Толпа жаждала хлеба и зрелищ. Нери 42 в бешенстве — редкое, но опасное явление, а неадекватное поведение студента — богатая пища для сплетен!
Ноги сами понесли Нери к автомату: туда, где стояла, потупившись, белобрысая девчонка. Он даже успел подумать на ходу о своём моратории на жареное. Пальцы коснулись сенсорного монитора, убирая с голограммы сыр. Подумав, Нери заменил жареный топинамбур на отварные злаковые изделия и активировал чип. Автомат, сердито фыркнув, выплюнул в тарелку румяный бифштекс, щедро сдобренный фигурными полосками тёртой моркови, и дымящийся клубок мультизлаковых спагетти.
Нери протянул тарелку девчонке. Правую руку пронзали импульсы боли, и сейчас она могла стать ещё сильнее.
— Возьми и не задерживай очередь… Мина… — он старался говорить мягко, но был уверен, что в его глазах плещется ярость.