Гогенлоэ посмотрел на карточку и утвердительно кивнул лакею. Через несколько минут дверь снова отворилась, и на этот раз в комнату влез боком крошечный старикашка с моноклем в глазу, красным носом и дрожащими ножками, сильно подагрическими в суставах.
— Мое почтение, принц; добрый вечер, виконт. Поздравляю с приездом. Очень, очень рад. Газеты, знаете ли,
стали какими-то неразборчивыми. Перепутали день тезоименитства его величества, самодержца всея Тульской губернии, Маврикия Иоанновича, со спасением на суше и на водах генерала Врангеля, и я из-за этого должен был опоздать к вам: с самого утра принимаю депутации.
— Как? – рассеянно переспросил Гогенлоэ. – Маурикий?
А, да, да, Тульская губерния. Это претендент группы народных сепаратистов, известной под именем «Россия и самовар». Знаю, знаю, садитесь, князь, вы ничуть не опоздали. Мы поджидаем еще кое-кого!
— Кстати, – промямлил виконт, – милейший Оболонкин, ваш сосед, перед отъездом не дал вам никаких поручений?
— Вы говорите о синьоре Грегорио Чиче? Нет, он только сообщил, что непременно появится в нужную минуту. – С этими словами Феофан Иванович потянулся к столику, где у принца лежали гаванские сигары.
— Странный человек этот Чиче, – понизив голос, заговорил виконт, – уезжает и возвращается, как волшебник, ни разу не пропустив важной минуты. Никому не отдает отчета, вертит комитетом и каждым из нас как хочет, мы знаем только одно, что без него ничего не выйдет.
— Он великий организатор, – заметил принц, – не забудьте его происхождения, ведь он из Корсики.
— Да-с, крепкий человек. Насчет дамского пола, можете быть уверены, – я слежу – крепость необычайная и полнейший нейтралитет, – вмешался князь, – не то, что банкир
Вестингауз. Этот в ваше отсутствие.. вы прямо-таки не отгадаете!
— Чем отличился Вестингауз? – лениво спросил виконт.
Но Феофану Ивановичу не суждено было высказаться.
Дверь снова раскрылась, впустив на этот раз в комнату доктора Лепсиуса.
Здесь читатель, во избежание обременительных церемоний, сам может вставить «здравствуйте», «как поживаете» и прочие фразы, служащие обычным словарем между цивилизованными людьми. Я пропускаю все это и начну с того, как доктор Лепсиус, согласно своей профессии, стал орудовать своими инструментами.
Каждый доктор должен иметь: трубочку, рецептную книжку, часы, щипчики для нажима на язык и – желательно
– электрический фонарик с головным обручем. Все это у
Лепсиуса имелось. Все это он извлек и приступил к делу.
— Давненько я вас не слушал, ваше высочество, – бормотал Лепсиус, – пульс хорош, так, так. Цвет лица мне не нравится, шея тоже. А скажите, пожалуйста, как обстоит с теми симптомами, которые удручали вас в прошлом году?
— Вы говорите о позвоночнике? Да, они не утихают, доктор. Я бы хотел, чтобы вы ими занялись.
— Позвоночник, черт его побери! – вмешался де Монморанси. – Вот уж с месяц, как меня изводит эта беспричинная хромота, почему-то вызывающая боль в позвоночнике. Посмотрите и меня, Лепсиус.
Глазки доктора под круглыми очками запрыгали, как фосфорические огоньки. Все три ступеньки, ведущие к носу, сжались взволнованным комочком. Он вскочил, впопыхах рассыпав инструменты: