— О. Ох. Пожалуйста. Посильнее.
— Нет, пока ты не скажешь мне то, что я хочу знать.
Господи, я провел много допросов за годы работы в клубе. Ни один из них не был таким веселым.
Ни один из них не делал меня таким чертовски твердым.
Она хныкает и трясется в моих руках.
— Мне было страшно внизу.
Это заставляет меня остановиться. Она продолжает двигать бедрами в поисках облегчения.
— Чего ты испугалась, малышка? Удачу и Ромео? Они никогда не причинят тебе вреда.
— Я знаю, — шипит она, когда я продолжаю толкаться в нее пальцами. — Я знаю, что ты никому не позволишь причинить мне боль.
Она что-то скрывает.
— Что еще?
— Пожалуйста, не заставляй меня это говорить.
Конечно же, сейчас я, действительно, хочу знать.
— Ты должна, детка. Ты не можешь хранить от меня секреты. Особенно, если это что-то, что расстраивает тебя.
— Мне было страшно. Я думала, что вы втроем можете держать меня и делать со мной все, что захотите, и я не смогу остановить вас, — говорит она, затаив дыхание. Так быстро, что я почти не улавливаю всех слов. Ее киска сжимает мои пальцы, и она такая мокрая, что ее соки стекают по моей руке.
— Эта идея тебя возбудила.
— Да, — всхлипывает она. — Прости меня.
Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться и не заставить ее чувствовать себя плохо. Пальцем я тру ее клитор, и она скулит.
— Не надо извиняться. Ты ничего не можешь поделать с тем, что тебя заводит. Я хочу, чтобы ты рассказывала мне все свои грязные мысли.
— Ты не сердишься?
— Черт, нет, — Господи, она чертовски невинна. — Если бы ты разделась внизу и закричала: «Давайте, трахните меня», тогда, да, я бы разозлился.
Она смеется. Мягкий звук, который превращается в стон, когда я увеличиваю давление большого пальца.