Она сухо простилась с озадаченным, огорченным Виктором и ушла домой.
Утром сержант Осадчий не пришел. Валя напрасно прождала его целый день и первый раз в жизни отказалась идти на концерт. Виктор возмутился:
— Какое дело зрителям до твоих переживаний?
И голос и взгляд Виктора были непривычно жестоки и непримиримы, и Валя не могла понять, почему этот слабый человек вдруг стал таким.
Все требовало изучения, везде были загадки, которые Валя еще не могла разгадать. И хотя в этот вечер она так и не пошла на концерт — в ее состоянии от нее и в самом деле было бы мало толку, — она чувствовала себя не то что сломленной, а растерянной. Жизнь обернулась к ней новыми страницами, и она еще не понимала их.
Утром в девичью избу пришел начальник клуба и раздраженно крикнул:
— Радионова!
Валя не спеша вошла в переднюю комнату и с тоской подумала: «Ну вот, и начинается расплата за вчерашнюю слабость. Выгонит из ансамбля или только выругает?» — уже почти спокойно, с долей веселого интереса гадала она.
— Послушайте, вы! — закричал начальник клуба. — Если вы собрались уходить в строй, то извольте и вести себя, как строевик.
— Я не понимаю, — пожала плечами Валя.
— Нужно хотя бы докладывать о своем прибытии, — уже спокойно произнес начальник клуба и язвительно добавил: — Если уж вам так не нравятся наши актерские нравы.
— Виновата. — Валя вытянулась и доложила: — Товарищ старший лейтенант, рядовой Радионова явилась по вашему приказанию.
Начальник клуба, видимо, ожидал не этого. Он сердито посопел и отрывисто спросил:
— Почему не пошли вчера на концерт?
— Видите ли, у каждого человека бывает такое состояние, когда он не может веселиться. Даже по обязанности.
— Вы забыли, что вы солдат. И вы обязаны.
— Даже у разведчиков, прежде чем их послать на боевое задание, спрашивают, готовы ли они к его выполнению. А ведь я выступаю в роли актрисы.
— Вот именно в роли! — фыркнул старший лейтенант и вдруг заговорил горячо, обиженно и даже просяще: — Я вас совершенно не понимаю, Валюша. Ведь вы же талантливый человек. За каким вам чертом нужно идти в эту самую разведку? Влюбились? Ну что ж, бывает… Но разве ради этого можно бросать искусство? Ведь это… это измена. Неужели вы думаете, что вы, такая, какая вы есть, сможете быть настоящим разведчиком? — Он на мгновение осекся. — Но даже дело не в этом. Может быть, и станете. Но ведь не ваше это дело. Вы же артистка. Эстрадная артистка. Зачем же вам нужно это метание? Я ничего не понимаю! — почти с отчаянием закончил он.
— Я тоже ничего не понимаю, — как можно спокойней ответила Валя, и начальник клуба опять взорвался.
— Не притворяйтесь, пожалуйста! — Он вытащил из нагрудного кармана бумагу и потряс ею. — Вот видите — у меня приказ о вашем откомандировании в распоряжение командира разведроты старшего лейтенанта Кузнецова. И по вашей просьбе. А вы заявляете, что ничего не понимаете.
Ну вот и свершилось то, чего добивалась Валя. Можно было радоваться, торжествовать, но на какую-то долю секунды ей стало страшно. Стараясь овладеть собой, она молчала, и начальник клуба долго выжидающе смотрел на нее и наконец с горечью сказал:
— Кстати, вам присвоено звание ефрейтора. Сержанту Осадчему — старшего сержанта. Так что пошли, как видите, на повышение, — и уже совсем иным тоном — просящим, озабоченным — закончил: — Ну вы-то хоть не порвете с нами? Может быть, будете работать по совместительству, как работали на разведку?