– Нацкомпартий, – вдруг выкрикнул кто-то.
– Правильно, товарищ, – Сталин повел указательным пальцем в зал. – Я только уточню: после 36-го года на особо важных документах мы писали: не "секретарям нацкомпартий", а "секретарям ЦК компартий союзных республик".
В зале раздались возгласы.
Сталин бросил хмурый взгляд на Хрущева.
– И как сюда попали наркомы внутренних дел, начальники Управлений НКВД? Если мы высылаем документы в партийные органы…
Сталин вновь посмотрел в зал.
– Пишут: "для ознакомления наркомам внутренних дел", – опять кто-то выкрикнул из зала.
– Верно! – добавил еще один голос. – Для ознакомления…
Гость чуть заметно улыбнулся.
Хрущев сделал еще шаг назад, спрятавшись от Сталина за трибуну.
– От меня спрятался, – усмехнувшись, проговорил генералиссимус, – а свой зад товарищам подставил. Вот напинают-то.
Хрущев как ошпаренный отпрыгнул назад к Сталину и юркнул в трибуну, втиснув ягодицы внутрь.
– И что за странная фраза? – по лицу Сталина скользнуло недоумение, – "буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата". Какая-то журналистская беллетристика, а не партийный документ.
Х-м! Если все же делить пролетариат на социалистический и капиталистический, то какой он в капиталистических странах?
Сталин покрутил бумажку.
– Наверное, все-таки, – проговорил он, – капиталистический…
– Мне думается, – Сталин перевел взгляд на Хрущева, – в 1939 году члены политбюро такой бы глупости не допустили.
М-да! И что-то не припоминается, чтобы в 1937 году ЦК разрешил пытки. Если ЦК принимает какое-то решение, то для этого собирается пленум, вопрос ставится в повестку дня, проводятся прения, голосования. Ей-богу, не помню… Может, вы и тот документ зачитаете?
– Что это? – спросил Сталин в зал, подняв вверх бумажку.
– Фальшивка! Фальшивка! – закричали с разных сторон.
Сталин покачал головой.
Через некоторое время, когда шум стих, генералиссимус негромко произнес: