Холмс снова молчал, и снова его побудили дать ответ.
— Что представляло собой это зло?
— Моя мать обманывала отца.
— У нее был любовник?
— Да.
— И что произошло?
— Отец убил ее.
Отпрянув, Фрейд растерянно огляделся, выпустив меня из виду, а я, вскочив, замер на месте, хотя продолжал все слышать и видеть. Фрейд тем не менее оправился от потрясения быстрее, чем я, и снова склонился к пациенту.
— Отец убил вашу мать?
— Да. — Голос его прервался спазмом рыдания, от которого сжалось мое сердце.
— И ее любовника? — продолжал настаивать Фрейд, хотя его ресницы предательски задрожали.
— Да.
Фрейд помолчал, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить.
— И кто был...
— Доктор! — прервал я его, и он глянул на меня.
— В чем дело?
— Не надо... не надо заставлять его вспоминать имя этого человека, прошу вас. Теперь оно уже ни для кого не имеет значения.
Помедлив несколько секунд, Фрейд кивнул.
— Благодарю вас.
Снова кивнув, он обратил свое внимание к Холмсу, который сидел неподвижно, смежив ресницы, отрешенный от мира. И только капли пота на лбу свидетельствовали о терзающих его муках.
— Скажите мне, — попросил Фрейд, — как вам стало известно о поступке вашего отца?
— Мне сказал мой преподаватель.