Церемония проходит слишком быстро:
— Хелена Роджерс.
Она выбирает Искренность.
Я знаю, что происходит на инициации у Искренних. Однажды я слышал разговоры об этом в школе. Там, мне придется рассказать все свои секреты, оторвать от души. Мне нужно будет содрать с себя шкуру заживо, чтоб присоединиться к Искренним. Нет, я не могу этого сделать.
— Фредерик Лавлейс.
Фредерик Лавлейс, одетый в голубое, режет себе ладонь и подносит руку над кубком Эрудитов, розовая вода в кубке приобретает более насыщенный оттенок. Я довольно быстро учусь, что как раз то, что нужно для Эрудитов, но довольно хорошо знаю себя, чтоб понять, что я слишком не постоянен, слишком эмоционален для них. Это будет душить меня, а я хочу быть свободным, а не помещенным в другую тюрьму.
Сразу после него идет девушка, стоящая возле меня:
— Анна Эразмус.
Анна, еще одна из тех, кто не проронил больше пары слов, разговаривая со мной, проходит вперед, мимо Макса. Она берет нож дрожащими руками и режет себе ладонь, капли крови падают в чашу Отречения. Выбор дается ей легко. Ей не от чего бежать, ее ожидает доброжелательная община, к которой она присоединится. И, кроме того, никто из Отречения уже много лет не переходил в другую фракцию. Это самая лояльная фракция, судя по статистике.
— Тобиас Итон.
Я не чувствую волнения, идя к чашам, хотя я до сих пор так и не выбрал фракцию. Макс дает мне нож, и я ложу пальцы на его рукоять. Она гладкая и прохладная, лезвие чистое. Новый нож, новый выбор.
Проходя на середину комнаты, и становясь посреди чаш, я прохожу мимо Тори, женщины, что проводила мой тест. «Ты должен будешь жить со своим выбором» — сказала тогда она. Ее волосы убраны назад, и я вижу тату, начинающееся у нее на ключице, и тянущееся к горлу. Наши взгляды встречаются с неведомой силой, и я решительно отворачиваюсь, занимая место посреди кубков.
С каким выбором я смогу жить? Не с Эрудитами или Искренними. И уж точно не с Отреченными, отсюда я то, как раз, и пытаюсь сбежать. И даже не с Дружелюбными — я слишком разочарован, чтобы быть с ними.
Правда в том, что я хочу, чтоб мой выбор был ножом в сердце отцу, хочу доставить ему как можно больше боли, трудностей и разочарования.
И есть только одна возможность сделать это.
Я смотрю на него, и он кивает, я делаю глубокий порез в ладони, настолько глубокий, что от боли на глазах появляются слезы. Я моргаю и сжимаю руку в кулак, давая возможность крови собраться там. Его глаза в точности как мои, такого же темно-голубого цвета, что при таком освещении выглядят черными, ямочки на скулах. Моя спина болит, моя рубашка дотрагивается до больных мест на ней, до мест по которым отец бил меня ремнем.
Я разжимаю руку над углями, чувство будто бы они горят у меня в животе, наполняя меня огнем и дымом.
Я свободен.
Я не слышу радостных криков Бесстрашных, все, что я слышу — это трезвон.
Моя новая фракция похожа на многорукое создание, простирающие руки ко мне. И я иду им на встречу, не отваживаясь оглянуться и посмотреть на лицо отца. Все хлопают меня по рукам, приветствуя мой выбор, и я прохожу дальше, кровь стекает по пальцам.
Я стою вместе с другими инициированными, рядом с черноволосым парнем, что оценивает меня и принимает решение, что я ничего не стою за один взгляд. Наверно я выгляжу не очень презентабельно в своей серой одежде Отречения, высокий и худой, после последнего скачка в росте. Порез на руке кровоточит, кровь стекает по запястью и капает на пол. Я сделал слишком глубокий порез.
Когда последние из ребят делают свой выбор, я тяну ворот своей свободной рубашки и рву ее. Я вырываю кусок ткани спереди, и обматываю его вокруг руки, останавливая кровотечение. Мне больше не понадобится эта одежда.