Не глядя на меня, она спросила:
— А ты многое помнишь о том времени?
— Кое-что, — раздраженно буркнул я.
Меня удивило, что она вдруг решила говорить со мной о предмете, на который был всегда наложен запрет, и я был не склонен поддерживать разговор.
— Что же ты помнишь? — спросила она.
— Ну… разное.
— Приятное?
— Да, очень приятное.
В выражении ее лица и в позе была какая-то скованность, а теперь она вздохнула и, похоже, немного расслабилась.
Я решил воспользоваться случаем и отвести душу.
— Тебе не кажется, тетя Агнес, что папа перегибает палку? Он ведет себя так, словно я все еще маленький мальчик, который расплачется или даже заболеет, стоит при нем заговорить о его матери. Но я с шести лет уже не плачу, и кошмаров по ночам у меня не бывает. Кстати, кошмары время от времени бывают у многих мальчиков.
— А какие страшные сны тебе снились раньше?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Я их сразу же забывал. Может, про диких зверей. В интернате есть один мальчик, которому иногда мерещится, будто у него под кроватью лежит тигр. И никто из-за этого шуму не поднимает. Мне без конца твердят, что я не должен думать о матери. Но ведь большинство людей и говорят, и думают о тех, кто умер. Шон потерял братика, к которому был очень привязан, так он очень часто говорит о нем. А у другого мальчика умер отец, и, когда он приезжает домой на каникулы, они с матерью ходят на кладбище, чтобы положить на могилу цветы.
— Человек должен жить среди живых, — сказала Агнес.
— О да. Знакомая песенка. Это же так благоразумно! Неужели надо всегда делать только то, что благоразумно? Я так не могу. Может быть, и это у меня от матери. Она ведь была мечтательница, да?
Я прикусил язык, сам немножко испугавшись своей вспышки да еще того, как странно она на меня смотрела.
— С кем ты разговаривал о своей матери?
Ее голос звучал непривычно резко.
— Ни с кем.
— Откуда же ты все это взял? Сам ведь ты не мог этого знать? Что маленький ребенок понимает в женщине?
Агнес явно нервничала. Я ошеломленно смотрел на нее. Никогда я не видел, чтобы она волновалась. Но Агнес, конечно, и сама почувствовала, что ведет себя необычно. Она напряглась, стараясь казаться спокойной, и продолжала: