– Дело-то вот в чем; Телма. Подумайте сами. Во имя ребенка не лучше ли было бы оставить все это дело в тайне? Гарри был бы прекрасным отцом, и ребенок бы рос без ненужной мороки и скандала.
– Это невозможно. Я не хочу оставлять это дело в тайне, как вы позволили выразиться.
– Настоятельно прошу вас подумать над этим еще раз.
– Последние три недели я ни о чем другом и не думала, с тех пор как узнала, что беременна. Одно я знаю наверняка: продолжать жить с Гарри я больше не могу. Мне даже кажется, что он не существует. Как бы вам объяснить? Для меня теперь существует только мой ребенок, которого я ношу под сердцем. Вся моя жизнь теперь – это Рон и его ребенок.
Это простое признание, высказанное с такой убежденностью, напугало Тьюри еще больше, чем стоящее за ним реальное положение вещей. Какое-то время он не мог вымолвить ни слова, а когда смог, в его голосе зазвучало холодное неодобрение:
– Не могу представить себе, чтобы Рон так же односторонне отнесся к тому, что случилось. Собственно говоря, у него был ребенок от первой жены и два – от второй, так что для него это событие не является чем-то исключительным.
– Если вы пытаетесь пробудить во мне ревность или злость, не трудитесь. Да, у Рона были другие женщины, другие дети, но этот ребенок – единственный в своем роде. Как и я.
На это Тьюри ничего не сказал. Лишь молча и беспомощно смотрел на телефонную трубку, от души раскаиваясь в том, что не остался дома и не принялся красить гараж, как того хотела его жена.
– Ральф, вы еще слушаете?
– Да.
– Ральф, мне не хочется, чтобы вы подумали, будто я... будто я задумала это заранее, так сказать, спланировала. Ничего подобного. Произошло все случайно, но раз уж так получилось, я поняла, что именно этого мне и надо.
– Да уж, конечно. С ума вы, что ли, сошли? Ведь то, что вы делаете, то, что вы сделали, – совершенно аморально, и нет вам никакого оправдания.
– Не надо читать мне мораль. Словами теперь ничего не изменишь.
– Ну ради Бога, подумайте о Гарри. Это его убьет.
– Не думаю. О, разумеется, на какое-то время вышибет его из седла, но в конце концов он повстречает какую-нибудь женщину, которая обовьется вокруг него, как виноградная лоза, позволит ему суетиться по-пустому и пичкать ее таблетками.
– Ваши слова звучат так, – сказал пораженный Тьюри, – будто вы по-настоящему ненавидите его.
– Нет, не его. Только таблетки. Ими он чуть не свел меня в могилу. А на самом деле я здорова. Доктор говорит, у меня будет чудесный здоровый малыш. Чего я и хотела всю свою жизнь. Детство мое прошло одиноко в доме незамужней тетки, совсем одиноко. Я только и мечтала, что вот вырасту, выйду замуж и нарожаю дюжину ребятишек, чтобы никогда не быть снова такой одинокой.
– Может случиться и так, – веско сказал Тьюри, – что вы окажетесь более одинокой, чем сейчас. Окружающие вас люди косо посмотрят на...
– Ах, люди. Плевать мне на них. Мне нужны только Рон и ребенок.
– А вы очень уверены в себе, Телма.
– Да.
– И вы так же уверены в Роне?