Она же не могла вспомнить никого, кроме дяди Джона, но уверена, что он не жаждет вступить со мной в контакт; Ну, скажи, пожалуйста, разве это не странный звонок?
– Гарри почти все время в отлучке. Надо же Телме от скуки хоть чем-то заниматься.
– Почему бы ей не завести детей?
– Не знаю, почему она не заводит детей, – ответил Гэлловей, и в голосе его послышалось нетерпение. – Никогда не спрашивал.
– Но вы с Гарри такие закадычные друзья, ты мог бы и спросить его об этом как будто невзначай.
– Наверное, мог бы, но не собираюсь.
– Если бы у Телмы были дети, она не занималась бы спиритизмом и не задуривала бы им головы другим. Вот у меня, например, совсем нет времени заниматься спиритизмом.
– Ну и слава Богу.
Гэлловей затянул ремни на сумке и поставил ее у двери.
Это был явный намек на то, что пора Эстер распрощаться и ехать, куда собралась но она сделала вид, что не понимает. Напротив, прошла через комнату, элегантно шурша тафтой, остановилась перед зеркалом и стала поправлять свои темные локоны. У себя за плечами она могла видеть мужа и прочесть на его лице такое страдальческое выражение, что он казался смешным.
– До смерти надоели мне эти мои волосы, – сказала Эстер. – Пожалуй, я стану блондинкой. Интересной блондинкой, увлеченной спиритизмом, как Телма.
– В тебе и так немало от спиритизма. А крашеных блондинок я не люблю.
– А естественных, таких, как Телма?
– Я в меру люблю Телму, – упрямо сказал Рон. – Она – жена моего лучшего друга. Значит, я обязан ее любить.
– Только в меру?
– Ради всего святого, Эстер, она всего-навсего полнеющая маленькая Hausfrau, у которой не все шарики на месте. Даже твое воображение не в силах сделать из нее femme fatale.
– Надеюсь, нет.
– Ну когда же ты оставишь подобные глупые выражения?
– Дороти, – произнося это имя, Эстер сглотнула, так что Рон был не уверен, правильно ли он расслышал, пока она не повторила:
– Дороти ни о чем не подозревала.
– Что это ты о ней вспомнила?
– У нее не было никаких подозрений. А меж тем мы за ее спиной...