– Нет, не слышу. Уходи.
– Что тебя беспокоит?
– Я врезался в трамвай. Эта чертова колымага не хотела ехать. А я спешил.
– Куда ты ехал?
– Никуда. Мне некуда ехать.
– А что случилось, Гарри, до того как ты столкнулся с трамваем?
– Я немного выпил.
– Это я знаю.
– Совсем немного. Так я сказал полицейскому. Так говорю и тебе.
– Я-то думал, ты на работе. Обычно ты не пьешь по дороге из одного учреждения в другое.
– Никаких учреждений. Больше я в них – ни ногой.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Забирайте ваши проклятые таблетки, сказал я. Я ухожу, а вся ваша вшивая банда может поехать на берег и сигануть в озеро. В озеро! – Последнее слово он повторил, вздрагивая, будто оно иглой впивалось в его сознание. – В озеро. Я зашел в бар. Слышал, как они говорили про озеро. Рон. Вот что он сделал. Сиганул в озеро. Ну, разве это не забавно? Не забавно? – По лицу Гарри покатились слезы, и он начал икать. – Я тоже захотел сигануть в озеро. Но не мог его отыскать. Не мог отыскать. Не мог отыскать это паршивое озеро.
– Отыщешь в другой раз, – холодно сказал Тьюри. – А теперь успокойся.
– У меня на пути трамвай. И не едет. Н-но, пошел! – сказал я и дал газу. Я хотел не ударить его, а только подтолкнуть, чтобы он поехал вперед. Я торопился. Я ехал... куда это я ехал? Не могу вспомнить.
– Это не важно.
Гарри вытер лицо уголком простыни, потом прижал его ко рту, пытаясь остановить икоту.
– Голова болит. У меня что-то сломано. Что я сломал?
– Ничего. – Он хочет, чтобы повреждения оказались серьезными. Предпочел бы терпеть физические страдания. Но Гарри сломался в таких местах, куда не доберется никакой врач, чтобы наложить лубок на шину. – А голова у тебя болит с похмелья. – И Тьюри спросил напрямик: – Сколько ты выпил?
– Совсем немного...
– Да брось ты. Я не полицейский. Сколько?
– Не надо, не надо, я же не помню.