— Прошу не беспокоиться, этого никто не понимает.
— Туземные обычаи и привычки, — подключился доктор, — они всегда прибавляют вкус репортажам.
Долговязый фламандец оскорблено отшатнулся, наверняка уверенный в том, что над ним смеются. Он начал выбираться из кресла, думая, что бы тут сказать или сразу попрощаться — раздумал и, словно аист, промаршировал дальше в салон.
— Господин доктор, а вы, случаем, не слышали, что госпожа Блютфельд говорила об этом американском инженере? Со стыдом признаюсь, что большую часть ее монолога мое внимание как-то не зафиксировало.
— Американском?…
— Он сидел вон там, под пальмой.
— А! По-моему, его фамилия Драган. Непонятная фигура, если господин граф желает знать мое мнение.
— О?
— Та женщина, с которой путешествует… Он мог бы быть ее дедом.
— Так они не супруги?
— В дороге, когда какое-то короткое время мы общаемся с людьми, которых потом никогда не встретим, то позволяем показать значительно больше правды о нас, чем было бы разумно и прилично, — сказал доктор, тоже гася свою папиросу. — В этом есть нечто магическое, это — волшебное, необычное время.
— Больше правды?
— Правды… той, которая нам известна, и той, которую мы не знаем.
Он еще раз протяжно икнул-кашлянул, после чего ушел.
Открыло окно, вынуло записную книжку, оправленную в ткань и резину. Письмо пилсудчиков было вложено страницей дальше, чем его оставило перед тем. Прикусило губу. Кто-то вломился в купе и обыскал вещи. А что есть более интересного для шпика, чем секретное, зашифрованное сообщение, которое столь очевидным образом является секретным, зашифрованным сообщением? На дверях, на замке — ни малейших следов. Спецы!
Беседа шла о модах, страшная как ночь старуха-княгиня обсуждала с фрау Блютфельд западный декаданс, на вечно актуальную тему.
— А в Париже, вы видели? Это уже переходит всяческое понимание! И какой образец, позвольте спросить, они дают молодежи, выкинув перед тем все корсеты? Никакого чувства стиля, элегантности, хотя бы какой-то здоровой линии, совершенно ничего — никакого тебе покроя или фасона, юбки висят как на пугалах, талия вообще куда-то потерялась, и все горбятся — вот оно как все выглядит!
— В Берлине и Штутгарте тоже все поначалу так хотели носить; слава богу, прошло. Но, Ваша Светлость, два года назад мы были в Италии — так там именно такая мода и есть, если только ее можно назвать модой, честное слово!
— Итак, — меланхолически вздохнул князь, обмочив усы в уху, — вы желали драться с нашим капитаном за политические принципы?
— Произошло недоразумение, Ваше Сиятельство, мелкую разницу во мнениях слишком преувеличили.
Госпожа Блютфельд перехватила взгляд и поспешила с помощью.
— Господин граф путешествует инкогнито, — сообщила она напоминающим сирену шепотом. — Он просил меня не упоминать имени Гиеро-Саксонских.