— Танки задержались с выходом, — пояснил Алик. — Немцы успели очухаться после артподготовки…
Потом был тот провал пустоты, какой всегда наступает в неудачном бою: на НП царит неразбериха, все бессмысленно мотаются из землянки в траншею и обратно, передают друг другу противоречивые слухи, безостановочно верещит телефон, орет связной чьи-то позывные, и происходящее начинает казаться несерьезным и несмертельным, будто незадавшаяся военная игра, в которой партнерам не объяснили как следует правил. Кончается же все печально — появлением похоронной команды из старослужащих бойцов с лопатами. На этот раз дело обернулось иначе: справа от рощи возникли четыре металлические коробочки и, попыхивая синеватым дымком, двинулись в направлении НП. И кто-то сказал со смешливым удивлением, будто о нежданном сюрпризе:
— Мать честная, немецкие танки!
И капитан, выглянув из землянки, подтвердил со вкусом боевой ярости:
— Немцы перешли в контратаку. Сейчас мы им покажем кузькину мать!
Алик был на этот счет иного мнения:
— Если капитан обороняется, как наступает, — дело табак. — И прошел в землянку.
Металлические коробочки ползли и ползли, все еще игрушечные, медлительные, неповоротливые и вполне безопасные. Они издавали слабое жужжание.
Вернулся Алик:
— Сейчас их остановят. Нашим артиллеристам поможет правый сосед. Задумано хорошо. Посмотрим, каково будет исполнение.
В траншее появились бойцы с длинной, узкой трубой — противотанковым ружьем — и стали устанавливать ее на бруствере. Из леса, позади НП, ударили пушки. Снаряды прошли низко над головой, заставив всех нас невольно пригнуться, и разорвались перед металлическими коробочками, взметнув грязный снег. Те продолжали ползти вперед. И в какой-то миг вдруг стало видно, что никакие это не коробочки, а танки, жующие снег и землю челюстями своих гусениц, с закамуфлированной, иссеченной, обожженной броней и установленными прямо на НП стволами орудий.
Откуда-то сбоку хлопнула полковая пушчонка. Затем еще одна. Танки продолжали идти вперед. Они ревели, вздымая грязевые фонтаны.
Я заметил, что некоторые командиры вытащили из кобур пистолеты, и последовал их примеру.
— Ты что, собираешься стрелять из своего пугача? — спросил Алик, с сомнением разглядывая мой наган.
— А что?
— Он разорвется при первом же выстреле! Ты его чистил когда-нибудь?
Я не успел ответить. Передний танк плюнул огнем, снаряд провизжал над траншеей и угодил в сосну на опушке леса.
— Все ясно, — сказал Алик. — Здесь делать нечего. Пошли!
— Ну что ты! Неудобно…
— Почему? От нас никакой пользы. Только путаемся под ногами. Твоя пушка опасна лишь для окружающих, а мой маузер заряжен шоколадными батонами…
— Никто же не уходит…
— Ну, это меня не касается. Я вольнонаемный… Не валяй дурака, пойдем! Брось свое мальчишество!