— Ну да. Папку твоего до сих пор этим пегим медведем дразнят… Папка у него на колхозного быка Пегаса напоролся, ну и придумал, мол, медведь…
Осмотрев шерсть, он задумался.
— Это не корова… У наших коров шерсть короче и рыжее. И вот… Видите? — он показал два жестких седых волоса. — Это лось прошел.
— Хоть и лось, — примирился Минтин. — Лось не хуже медведя в лесу хозяин.
— Это точно. Так что не очень ори. Выйдет на ор-то, да начнет разбираться, — сказал Витек.
Все притихли. А Вовка этому удивился. Он-то считал, что лось добрый такой — вроде коровы. А его вон — боятся.
— Ну да, добрый… Особенно осенью. Ка-ак саданет передним копытом — наскрозь грудь прошибает.
Витек сказал это так серьезно, что Вовка даже машинально потрогал грудь.
…Назад они шли по дороге, пробитой в мелком, молодом лесу, высоко над речкой и ее поймой. Вовка совсем не соображал, куда они идут, но не спрашивал ничего — шел и шел. И, как и Олег, не показал виду, что обрадовался, когда лес запестрел березовыми стволами и кончился. Внизу под пологим холмом лежала Елшанка — редкие разноцветные крыши среди зеленых заплат огородов. И ни души. Даже возле домишки-магазина — никого.
Между ними и деревней был еще старый парк школы-интерната. И они решили зайти туда — «добить» тети Марьин пирог.
Деревья в парке росли квадратом, а в деревьях тянулись три темных аллеи. Одна шла прямо к выходу. Вторая — к бывшей барской усадьбе, перестроенной под интернат. А третья — в самый глухой угол парка. По ней они и пошли. Там стояло еще одно кирпичное здание — бывшая барская контора. Его ни под что не перестроили, но и сломать толком не сломали. И оно пугало теперь прохожих пустыми черными окнами и широким зевом расширенного для чего-то входа.
Солнце уже заметно садилось и здесь под столетними лиственницами и лохматыми елями было совсем по-вечернему.
— Главное, я прям чувствую, как он на меня оттуда смотрит, — неожиданно сказал Минтин. Все вгляделись в черные окна, и всем показалось что-то такое же.
— А кто это — он? — спросил Вовка.
— Да-а, — будто не слыша «го, продолжал Минтин. — Здесь черт живет. Это все наши старики знают. Вон прошлогодний-то пастух. Ногу-то он тогда из-за него сломал. Зашел туда, а там, над подвалом, пол кое-где выломан. А черт стоит в углу… Глаза горят… И манит: «Иди ко мне. Я тебе денег дам!»
Тот не хочет, знает, какие деньги, а идет! Не хочет — а идет!
И ка-ак навернулся в провал. Еле вылез. А нога — сломанная.
— Да брось ты, — отмахнулся от него Витек. — Он, твой пастух, пьяный был. Все говорили.
— Ну и что? Он, как увидел черта, — сразу протрезвел. А как упал, сразу перекрестился. А то бы он его точно загрыз.
— Зачем загрыз? — округлил глаза Егорка.
— Чтоб душу вынуть. Заче-ем…
— Ну и темнота вы у меня, — покачал головой Олег. — Там, — он указал пальцем в небо, — космонавты круглосуточно вкалывают. А тут, у вас — черти!