По дороге в школу Мишка встретил двух малышей, которые возились на песочной куче со своими грузовиками, бросил рядышком портфель и предложил:
— Сейчас я вам дворец отгрохаю, — и принялся лепить из песка стены и зубчатые башни.
Малыши сопели от удовольствия и отыскивали бутылочные стекляшки для разноцветных окон.
И вдруг, высоко, как с неба, раздался голос учительницы:
— Гаечкин, горе ты мое луковое, ведь ты уже за партой должен сидеть!
Слегка отряхнув от песка, она увлекла его с собой. И вот сейчас громко ругает, а он, ошеломленный новой промашкой, настойчиво смотрит в окно.
Школа стоит на краю пригорода, и отсюда далеко видна сонная стальная река. Над кудрявыми пожелтевшими берегами носятся в ясном небе черные птицы — ссорятся, успокаиваются и снова кричат.
Мишка очнулся, когда ему позволили сесть. Он сел и тут же ощутил, как в затылок ему шлепнулся бумажный шарик, послышался чей-то смешок, но он был так уничтожен, что даже не обиделся.
Урок назывался «Чтение». На единственной картинке похожий на татарина муравей беседовал со стрекозой, смахивающей на обиженную девчонку. Людмила Васильевна неслышно скользила между партами и говорила стихи о встрече этих двух существ. В руках она баюкала указку, иногда оглядываясь на картину, словно наблюдая, правильно ли ведут себя герои знаменитой басни.
назидательно сказала она и, холодно взглянув на стрекозу, подошла к окну, открыть форточку.
В класс проник запах высушенных кленовых листьев и грачиные вскрики. Там, где кричали над лесом птицы, по шелестящей тропинке суетливо бегал мужичок-муравей, уже закутанный в полушубок. Иногда он останавливался, шевелил усиками, прислушивался: не катит ли зима? И ему навстречу тащила свои звенящие крылья попрыгунья-стрекоза. Уже сейчас ей было знобко ступать в легких балерининых тапочках по сырой земле.
— Она насмерть замерзнет? — взволновался вдруг Мишка.
Людмила Васильевна, сохранив строгость в лице, досадливо ответила:
— Ты не понимаешь смысла басни, Гаечкин.
Она хотела еще раз растолковать, почему муравей не пустил стрекозу в дом, но горбатая школьная нянечка вытряхнула из медного колокольчика столько звона, что учительница еле перекричала шум, задавая уроки на дом…
Мишка выскользнул из школьного двора самым первым и решил, что никто не видел глиняно-желтых, больших для его ног ботинок. Они, правда, не болтались, потому что на нем были еще толстые вязаные носки, но все же он прятал их от чужих глаз.
Попутчиков у него не оказалось, кроме гремучих листьев, которые, перегоняя его, кувыркаясь и подпрыгивая, неслись вдоль по улице. Мишка двинулся за ними, и вдруг услышал за спиной чей-то масляный голосок:
— В песочек пошел играться? — румяный, как городская булка, одноклассник, видно со скуки, решил его подразнить.
— А тебе завидно? — буркнул в ответ Гаечкин, подозревая, что тот заметит сейчас ботинки.
И тут в голове у него сверкнула счастливая мысль. Он выставил перед толстячком левую ногу (ботинок на ней выглядел приличнее) и спросил:
— Видал?
— Ну и что? — озадачился насмешник.